Книга Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - Хадлстон Уильямсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все выглядело так, что тут для нас найдется много дел, и с этого времени мы замечали еще более неприятные признаки того, как русские пренебрегали основными требованиями войны, когда конвои с ранеными проходили через город от станции; подводы, в которые были впряжены малорослые лошади или верблюды, двигались черепашьим шагом. Солнце безжалостно жгло несчастных, лежавших на подводах, у которых не было ни крыш, ни пружин, а несмазанные оси пронзительно скрипели. Люди стонали под зноем. Несколько дней у них во рту не было ни капли воды, и вид их совсем не снимал напряжения с жителей Екатеринодара, хотя боевой дух немедленно поднялся в результате нашего появления на сцене. Нам были предоставлены все возможные средства для передвижения, и мы испытали на себе гостеприимство, которым русские знамениты во всем мире. В самом деле, было трогательно видеть людей, которые, столь тяжело пострадав и потеряв почти все, сейчас старались оказать нам честь, соперничая при этом друг с другом. Уже была забыта волна горечи и разочарования, охватившая их из-за запоздалого прибытия поставок союзников.
– Британцы пришли! – раздавался крик. – Теперь все будет хорошо!
После трех дней нашего ожидания полковник Росс возвратился в Екатеринодар и разъяснил нам, как предполагалось проводить передачу батарей русским войскам. Надлежало создать две школы, одну в Армавире для обучения офицеров Кавказской и Добровольческой армий, а еще одну – в Новочеркасске для обучения офицеров Донской армии. Линг был назначен начальником первой, а я был назначен во вторую.
Три британских офицера, капитаны Найт, Линтон и Абрахамс, уже начали артиллерийские занятия в Новочеркасске на частично снаряженной батарее 18-фунтовых орудий, которая была послана в Донскую армию, и мне было приказано немедленно явиться к командующему артиллерией Донской армии генералу Горелову и организовать учебные классы, по характеру подобные тем, что мы вели в наших артиллерийских школах во Франции. Другие британские офицеры в Новочеркасске учили обращению с пушками Викерса и Льюиса.
Я попросил просветить меня в отношении политической ситуации и линии поведения, которую следовало принять британским офицерам.
«Политика! – Апатичные и лишенные иллюзий офицеры, прибывшие раньше нас, к которым я обращался с вопросом, выглядели шокированными. – Старина, ни в коем случае британский офицер не должен обсуждать политику с русскими! И ради бога, старайся не оказаться втянутым в критику французов. После одесских событий они весьма непопулярны у сторонников Деникина».
Меня также предупредили о некоей личности по имени Алексис Аладьин, который, хотя и говорил безукоризненно по-английски и вел себя в подчеркнуто проанглийской манере, имел репутацию крайне левого.
«У него были теснейшие отношения с немцами, когда те находились в Новочеркасске, – было сказано мне. – Это интриган высшего класса».
Эти предупреждения не оказали на меня большого воздействия. Я знал, что многие из моих информаторов добровольно поехали в Россию, чтобы не оказаться выброшенными из армии в ходе сокращений, которые происходили дома после войны с немцами. Их линия поведения всегда заключалась в следующем: «Избегай этих проклятых русских любой ценой!», «Не делай этого!», «Не делай того!», «Не впутывайся ни во что и любой ценой держись подальше от города! Если там нет тифа, то есть оспа!»
Так как в целом многие из них сильно пьянствовали и без колебаний пользовались своим положением, я рассматривал их советы как бесполезные. Я чувствовал, что как только моя маленькая группа по-настоящему свяжется с казаками, эти советы станут совершенно невыполнимыми, а посему умнее будет действовать путем проб и ошибок.
Перед тем как уехать из города, мне понадобилось выбрать британского переводчика из тех, что имелись в штабе. Так как я очень сдружился с капитаном Ангусом Кемпбеллом, я выбрал его. Являясь наследником герцога Аргайлского, он был известен как капитан Данстафнидж и был шотландским помещиком. Относясь по состоянию здоровья к категории СЗ, он в 1914 г. узнал, что все его друзья находятся во Франции в Королевской конной гвардии, и вознамерился присоединиться к ним. Так как по состоянию здоровья ему этого не разрешили, он сам купил себе военную форму. И, хотя он никогда не числился на военной службе, его использовали как курьера для доставки депеш для конной гвардии на дружеских основаниях до тех пор, пока во время боя в сумерках он не врезался на своем мотоцикле в мертвую лошадь и не попал в плен к немцам. Весь период плена он всегда был вместе с русскими и выучил их язык, и теперь, как и многие другие, ощутил внутренний зов, потребность оказать помощь тем, кто все еще сражался за принципы, которые позвали нас на эту войну. Как и я сам, он считал себя причастным к крестовому походу против коммунистов. Он был отличным, увлеченным тружеником, хотя иногда был так охвачен маниакальным восхищением Россией, что терял голову, и так громко симпатизировал всему, что когда-либо сделали русские, что некоторые лица в штабе смотрели на него с огромным подозрением. Тем не менее он выполнял огромную работу. Он был другом последнего британского посла в царской России сэра Джорджа Бьюкенена и впоследствии пользовался своим влиянием на леди Бьюкенен в деле посылки некоторых вещей из Англии беженцам. На меня его позиция оказывала очень большое влияние.
Он также очень старался помочь мне, и мы выехали в Новочеркасск следующей ночью, приехав в Ростов на следующее утро грязными и неряшливыми. В городе жизнь бурлила. Он стал временной столицей Южной России, и даже городовые на станции все еще носили старую царскую форму.
Мы позавтракали в городе, а в полдень сели на другой поезд, идущий в Новочеркасск, куда добрались до наступления вечера. Это был большой провинциальный город, где обосновалось руководство донскими казаками. В нем находились резиденция казачьего атамана, Дом собраний, где собирался Казачий круг – или парламент, а также очень красивый собор, чьи пять куполов можно было увидеть с расстояния нескольких миль из-за местоположения собора и того факта, что купола были целиком покрыты золотом и отражали солнце, как зеркало. Там также находились казармы, а напротив собора стояла бронзовая статуя Ермака, знаменитого донского атамана, который водил свои армии в бой. В городе было полным-полно русских офицеров, которые каким-то чудом избежали гибели от рук большевиков. Всем им пришлось пережить тюремное заключение или иные мучения, и многие добрались до города пешком, преследуемые на всем пути, как животные.
Оставив свой груз под охраной русской военной полиции, мы спустились по крутому холму к городу и пришли к гостинице «Центральная», которая была отведена для постоя сотрудников британской миссии. Улицы были полны людей, и, хотя тут были только три армейские автомашины, а бензина почти не достать, было довольно много колясок на конной тяге и экипажей с изнуренными лошадьми. Когда мы останавливались, чтобы просмотреть объявления (большими буквами на кириллице), сообщавшие о большевистских зверствах, на нашу необычную униформу глазели с любопытством. На некоторых объявлениях были фотографии, и я чувствовал, судя по размеру букв, что вместо того, чтобы вдохновлять народ на твердое сопротивление красному вторжению, эти сообщения скорее напугают людей и укрепят в мысли о необходимости бегства.