Книга Юби: роман - Наум Ним

На площадке перед учебным корпусом среди клумб и скамеек бродят понаехавшие родители. В интернате ведь обитают не только детдомовские питомцы, но и вполне себе домашние дети – примерно пополам на пополам. Трудно сказать, почему родители свозят сюда к первому сентября своих детенышей. Может, те становятся помехой в изменяющихся семейных конфигурациях, а может, и вправду думают, что здесь и на самом деле излечивают от разных бронхитов…

В любом случае, перед каждыми каникулами эти родительские нашествия обеспечивали интернату неслабую встряску. Некоторые родители, бывало, навещали своих заморышей и в течение учебного года – по выходным, но это не вызывало особых психозов, потому что к воскресному вечеру они уезжали, а дети оставались («Ути-пути, моя роднулечка» – дразнили их еще пару дней), и все шло по-прежнему. Даже и лучше, потому что оставались разные гостинцы, и не было никакой возможности схомячить их тайком, не поделившись с детдомовскими волчатами.

Сейчас все было по-другому.

Вот-вот выйдут классные руководители, и каждый ученик из домашних получит свой табель за год (детдомовским такие серьезные документы никогда на руки не выдавали), и прости-прощай – на долгие летние каникулы, не оглядываясь… Пожитки уже собраны в сумки и авоськи, сказаны все прощальные «пока-бувай», но вокруг каждого собравшегося домой ученика и его родичей, занятых проверкой, не забыто ли чего – отходя и снова приближаясь впритык, сложными и не очень вменяемыми орбитами, кружат еще вчерашние приятели или приятельницы (иногда и не по одному) в абсолютно неадекватной надежде, что в последнее мгновение их заберут с собой – в гости.

«…пусть и не на все каникулы, а только на недельку одну, ну что им стоит… Я и ем мало, и помогать буду, и нельзя меня оставлять, нельзя живого человека здесь оставлять, ну пожалуйста… Боже правый, сделай так, чтоб меня забрали – я не буду ругаться все лето… Ну, не целое лето, а то время, на которое заберут, – ни единого бранного словечка, пожалуйста…»

Пацаны, конечно, ведут себя солиднее – им по детдомовскому кодексу не положено распускаться (хотя и у них сердечко ходуном), а девчонки вообще – курам на смех. Вон Лидка Дикая – смотреть стыдно: еще вчера метелила всех подряд, особенно домашних, а сейчас…

Лидка вцепилась в рукав Аньки Сороки и шепчет-шепчет: «Возьми меня, Анют, ну возьми… ну давай попросим твоих папку-мамку. – И совершенно потеряв голову, тут же, чуть сдерживая слезы, сама прямо к ним: – Я вашу Анечку так люблю, я – еенная самая лепшая подруга – возьмите меня…»

Это какое же сердце не отзовется на подобный вопль!

– Анютка, какая у тебя милая подружка. Дай ей пряничек…

Это прямо при Лидке… Считай, над ее головой… Ну все – сейчас Лидка что-нибудь учудит. Держитесь покрепче!.. Может, в волосье вцепится намертво, хотя у Анькиного папашки и волосьев-то нет… Скорее всего, она ему в пузо заедет… может, и ногой… А потом – кранты: потом Лидку в дурку – на все лето…

– Мяне шукаете? – окликнул Махан.

* * *

Угуч смотрел во все глаза и поверить не мог, что нормальные синяки способны так вот расплываться и бликовать всякими оттенками.

– У медсестры был, – буркнул Махан. – Просил забинтовать морду, а она ни в какую…

– Да-а, – посочувствовала Оторва, – тебя тока за деньги показывать: зарабатывал бы поболе моего.

Тут она вспомнила, зачем искала Махана, и торопливо поведала все свои печали.

– Валюха, ты дура несусветная, – зашипел Махан. – Мы всегда все впотай, с умом, чтобы никто носу не сунул, а ты – считай на глазах… Это же подсудное дело. Если прознают, нам в дурдоме париться давеку.

– Больш никогда, – затараторила Оторва, – ни единого разочка. Клянусь чем хошь… Вона эта козлина. – Она показала рукой на оборзевшего чмурика.

– Он откуда?

– Из-под Орши… Приехал разам с батьками за сестрой. Галка из седьмого – ну, русая такая, с косой…

– Пошли, – скомандовал Махан.

Блондинистый обидчик и не заметил направившуюся к нему троицу.

– Слухай сюда, – тронул его за плечо Махан. – И гляди на меня. Вот такую рожу мне сделал он. – Махан показал на Угуча. – И при этом он мой друг. Представляешь, какая рожа будет у тебя?..

Парень опасливо глянул на Угуча и забегал глазами в поисках родных.

– Даже не думай, – остерег Махан. – В общем так, ушлепок оршанских полей, быстренько гонишь рубль и еще быстрее забываешь всех нас и то, что у тебя с нами было. А не хочешь – я сейчас завуча кликну, он – милицию, и будет тебе море радостей…

Парень все Махановы угрозы принял за чистую монету и зашарил по карманам. Рубля не было – пришлось согласиться на 87 копеек, начатую пачку «Примы» и наборный мундштук…

Махан с Оторвой попрыгали дальше щебетать, а Угуч остался без дела и как-то сразу – одним обвалом – вернулось и то, что не позавтракал, и то, что не получится пожениться, и то, что Надежду Сергеевну определят в психушку… постой, еще и Лидку Дикую – тоже определят…

* * *

Угуч оглянулся, выискивая глазами остатки скандала, устроенного Лидкой, но ничего не было. Сорока сидела с родителями на лавочке и грызла пряники (Угуч вот даже и не завтракал), а Лидка кружила меж клумбами, оставив все свои глупые надежды про не ругаться целое лето, но и не в силах уйти куда-либо отсюда (а вдруг?)…

Получается, что совсем не обязательно отправляться в психушку. Надо объяснить Надежде Сергеевне про это. Незачем ей в дурку. А если кто-то захочет ее туда упечь, то ему надо дать по башке, чтобы никогда в ней не рождались такие неправильные мысли. Вот и решение всех проблем – все оказалось совсем просто. Пускай Йефа сажают себе на здоровье, а Надежду Сергеевну никто никуда не упечет. Надо только ее отцу все объяснить, а если он не поймет, то его можно удушить, как Недомерка… Точнее, вместо Недомерка. И все устроится лучше некуда. Угуч будет при Даньке и в помощь Надежде Сергеевне. Только она должна перестать его ненавидеть. Тем более ей совершенно не за что его ненавидеть. Требуется только ей показать, как он к ней хорошо относится. А что он хорошо относится к Даньке – она и так знает. Он и к Йефу очень хорошо относится, но это сейчас неважно… А ради Надежды Сергеевны он может даже насовсем отказаться от теть-Оли, тем более она его так обидела… Он может вместо теть-Оли пожениться на Надежде Сергеевне, когда Йефа посадят, и все устроится замечательно. Даже если бы он удавил на рассвете Недомерка – и то не было бы лучше… Остается лишь объяснить Надежде Сергеевне все эти такие понятные вещи…

Главное, чтобы Надежда Сергеевна полюбила его всей душой, как он этого и заслуживает. Может, все дело в том, что она до сих пор считает его припадочным?..

Давным-давно, когда Угуч еще не освоился в комнате Даньки, когда он еще стеснялся и забывал закрывать рот, оглядываясь по сторонам на разные диковинные вещи, в общем – давным-давно Надежда Сергеевна спросила его: