Книга Юби: роман - Наум Ним

Наверное, на каком-то зверином уровне чувствуя все это, интернатовские питомцы, что из детдома, поголовно мечтали о своих родных семьях, которые появятся уже завтра… ну, может быть, через неделю. Приедет мама и заберет домой. А что такого? Житейское дело: мама ведь артистка, у нее гастроли, поездки… Муж – негодяй, бросил, и пришлось родное дитя отдать в приют… Временно…

* * *

– Эй, очнись! Столбнячка напала? – Восьмиклассница Валька Оторва ткнула кулачком в плечо Угуча. – Кричу-кричу, а ты и ухом не ведешь…

Угуч вспомнил, как Оторва запуталась и всех запутала в истории своей семьи. Родители ее были, оказывается, всемирно известными циркачами. Те, кто со зверьем. И совсем они уже договорились забрать Оторву домой, потому что она выросла и теперь можно ее брать с собой в цирковые поездки… В общем, уже собрались, а тут прямо на арене взбесился лев. Папу ррраз зубами, мама наперерез, а он и ее… Жуткое дело… Сейчас оба в больнице, но к концу учебного года…

Дело было зимой, и в самом ее излете Оторву зовет воспитательница: мол, Валя, не волнуйся, к тебе мама приехала… Оторва победно сверкнула глазами на подружек и походочкой самой настоящей дрессировщицы потанцевала в учительскую.

Оказалось, что матушка ее раскаялась в своих грехах (с Валькой вот грех и еще всякого), бросила пить насовсем и приехала, чтобы забрать дочку и жить с ней вместе, и чтобы простила ее доченька – сама не знала, чего творила, весь розум, почитай, пропила, когда ее прав лишали… А теперь вот договорилась в органах опеки, и они не против…

Оторва не слушала. Она вглядывалась в свои удаляющиеся фантазии про семью циркачей, видела их блескучие ослепительные одежки (более подходившие к слову раздежки) и натуральным бараном переводила взгляд на задрипанную тетку, чего-то лопочущую и посягающую обнять…

И тут Оторва открыла рот, который удачно не был ничем таким занят и мог громко сообщить окружающим, где именно Валюха видела эту тетку и чего с ней сделает, если та дотронется до нее хоть пальцем…

Циркачи возвращались обратно…

– Так ты чего тута робишь? – не отставала Оторва. – Никак видами любуешься? – подначила она. – Хошь мной полюбоваться? Цену знаешь – десять копеек… По дружбе можно за пятачок… А хошь – пососу… Могу в долг – свои люди. – Она вынула изо рта леденцового петушка на палочке и подождала ответа. – Ну, как знаешь, – протянула Оторва, засовывая леденец обратно. – Ты Махана не видел?

Свои люди – это потому что иногда (даже и часто) они в одной компании зашибали себе карманные деньги. Все это придумал Данька с подачи Махана, когда тот за игрой в подкидного похвалился, что лапал Аньку Сороку, их с Угучем одноклассницу.

– Как хотел, так и лапал, – гордо уточнил Махан.

– А еще кого-нибудь лапал? – заинтересовался Данька.

Потом он с неделю приглядывался, выспрашивал пацанов, подмигивал девчонкам, перебрасываясь с ними почти неприличными шуточками и в конце концов придумал грандиозный план. Для его исполнения сколотили шайку (те самые свои люди): Оторва, Анька Сорока, Анька Тихоня из седьмого и Натаха, тоже из седьмого, ну и Махан да Данька с Угучем. Махан в поселке искал пацанов при деньгах, Данька организовывал, чтоб все тип-топ, Угуч – для солидности и безопасности, а девчонки непосредственно трясли гроши. Оторва сосала за рубль, остальные показывали все-все, давали себя лапать, ласкали рукой до брызгов за 10, 20 и 50 копеек соответственно.

Понятное дело, все это предприятие работало только по теплу: осенью до холодов и с весны, как просохнет. Укромные лесные места отыскал Данька (конечно, с Угучем), пацанов из поселка находил Махан, девчонки собирались и таились в укрывках, пока Данька не позовет. Пацанов предпочитали постарше, чтоб можно было припугнуть – совращение малолеток, то да се… Действовало. Да и на мелюзгу тоже действовало. Для страховки Данька еще с таинственным видом щелкал пацанов на пустой фотоаппарат… Все молчали рыбой об лед, хотя нетрудно догадаться, как иногда хотелось побахвалиться…

Деньги проедали, покупая в поселке, что могли, правда выбор был, прямо скажем, небогатым. Но есть хотелось всегда, а ночью, в самое голодное время, салат охотничий, который и на закусь никто не брал – по 16 копеек поллитровая банка – шел за милую душу. Махан еще тратился на сигареты. Как-то по мелочи вполне себе неплохие деньги утекали сквозь пальцы. Один Данька ничего не тратил, и, по Угучевым прикидкам, у него должна бы уже собраться солидная сумма. А с долей самого Угуча, которую он безропотно отдавал Даньке, – так и целое состояние…

– Понимаешь, – говорил Данька, – мне надо уйму денег… Уйму… Есть врачи, которые могут вылечить мои ноги. Но они не здесь, а за границей, и им надо много-много заплатить. Только дело даже не в этом. Главное, к ним не пускают… А все равно в один прекрасный день все изменится. Границы отменят. За мной прилетит специальный самолет, и я улечу к этим чудо-врачам. В общем, как увидишь, что летит самолет через все границы и его никто не сбивает, так и знай – начались чудеса…

Угуч, разумеется, ничего не понимал. Границы – это же на земле. Край родины, и там этот край пашут плугом, чтобы видно было, как идет враг, и чтобы наши чекисты могли его застрелить до смерти… А какие границы у самолетов? Там же не вспашешь…

Данька напевал прилипчивую песенку про самолет, которую на ночь иногда мурлыкал ему Йеф:

Самолет-стрекоза

принесет чудеса,

распахните глаза

в небеса, в небеса…

Там звенит, как оса,

самолет-стрекоза…

Глупая песенка… А что же будет с Угучем, когда Данька улетит?

«Подождите-подождите: так Даньку же еще раньше упекут в какой-то неправильный интернат. Как только Надежду Сергеевну…»

– Так ты Махана не видел? – напомнила Оторва. – Пошли отшукаем – дело есть: один усерыш надумал меня бортануть – рупь зажал…

* * *

Угуч глянул в сторону школы – до нее было рукой подать: спуститься пониже и чуть вперед на дорогу, что из поселка. Эта дорога втягивалась в густую липовую аллею, а та подкатывала прямиком к парадному и вечно запертому крыльцу учебного двухэтажного корпуса. К нему по торцам прилепились две пристройки, образуя всей конструкцией приземистую букву П. Если повернуть направо и пройти вдоль всей учебной двухэтажки, – доходишь до начала спального корпуса, там поворачиваешь налево, идешь до конца и попадаешь в столовую. А дальше интернатовские хозяйства: котельная, гараж, мастерские, директорский дом, какие-то непонятные строения под замками, откуда можно спереть всего всякого – и так вплоть до деревянной баньки у небольшого пруда (но не для учеников, а для сотрудников), и там уже и дом Йефа, а за ним – просторное поле с какими-то травами да злаками, но про все это лучше справиться у Степаныча.

Вернемся назад: всякие службы, столовая, спальный корпус, свернули направо за угол, прошли учебное здание до конца (во второй ножке-пристройке от буквы П – спортивный и актовый залы), далее – через липовую аллею попадем на угодья Недомерка. Футбольное поле, спортивная площадка с бумом, перекладиной, дорожками в разметку и баскетбольной коробкой, огороженная рабицей с торцов, где щиты, и скамейками по двум другим сторонам… Махана нигде нет…