Книга Грязная Сучка (сборник) - Петр Хотяновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысли эти прервал приход Грязной Сучки. Регина путаными словами начала было объяснять, почему она здесь, но Сучка остановила ее, сказав, что ближе к полуночи она должна разрешиться от бремени семьдесят шестым ребенком, девочкой, и попросила Регину принять младенца. Такого опыта у Регины не было, но она согласилась, вспомнила, что в одной из программ «Мы и Это» молодая женщина под телевизионными камерами делилась с миллионами зрителей опытом родовых потуг и объясняла, что надо делать, если ребенок идет ножками. Имя – Регина, Сучка дала будущему ребенку сразу после зачатия. В том, что родится девочка, она не сомневалась, и имя это выбрала, зная, что имена часто влияют на судьбу ребенка. Она надеялась, что полученная с генами частица благородной крови породнит, а, может, и выведет дочку на один из существующих или восстановленных царских престолов, тем более, что множество «новых», купивших титулы за деньги, полагали, что большие деньги, добытые войнами и разбоям – таких примеров в истории миллион – часто давали начало именитым царским родам. Эти амбиции появились у Сучки совсем недавно и, с учетом ее возраста, вполне могли означать начало склеротических процессов, но во всем остальном она была крепка памятью.
Роды случились с обычной легкостью. Ровно в полночь, на последнем ударе курантов на башне городской администрации – часы были трофейными и прежде украшали собор проигравшей в войне страны – девочка, аккуратно прижав ручки к голове, начала выныривать из тайны вод материнского лона в океан человеческой жизни, под звезды, определившие ее судьбу задолго до зачатия. Закусив до крови губы, Сучка молча напряглась и осторожно, чтоб не навредить ребенку, стала выдавливать его из себя. В этот момент Регине стало казаться, что рожает вовсе не Сучка, а она, Регина, рожает своего второго ребенка, вышедшего из нее задолго до срока и нарушившего что-то у нее внутри, после чего она уже никогда не могла зачать. И Регина стала кричать болью своего не рожденного ребенка, и крик ее вошел болью в уши девочки, которая еще только шла в этот мир, где можно праведно жить, только если умеешь чувствовать боль других. Регина перестала кричать, когда роды случились, и ребенок, набрав в легкие воздух будущей жизни, вытолкнул его из себя криком, полетевшим к звездам за благословлением.
Едва Регина обрезала пуповину, Сучка взяла младенца на руки, обнюхала, глубоко и навсегда втянула в себя его первые запахи и вылизала горячим языком глаза девочки, открыв их для любви, для счастья, для болезней, для пороков, для буйства и смирения, с которыми изжившая себя жизнь покидает тело.
Крик Регины и первый крик младенца долетели до стен монастыря, до кельи, где давно и тяжело болела ослепшая Настоятельница. Глаза ее переместились в пальцы и ладони, способные не только различать предметы, но «видеть», что скрыто под их поверхностью. Для «новых глаз» тела людей стали прозрачными, «видимым» стало их прошлое и будущее, грядущие радости и страдания, и последний день жизни – Настоятельница старалась не открывать их людям, а сохраняла в себе, от чего болезни ее только множились.
Только что родившегося младенца Грязной Сучки Настоятельница мысленно благословила и велела послушнице привести к ней Регину, как только она доберется до ворот монастыря. Регина ушла от Грязной Сучки, не дожидаясь рассвета. Прощание было коротким – обе знали, что больше никогда не встретятся, и знание это позволяло не засорять пустыми словами тишину образовавшейся между ними вечности. К монастырю Регина подошла на рассвете, перед ранней заутреней. Настоятельница, не сказав ни слова, повела в церковь, поставила рядом с собой на колени, и Регина, никогда не знавшая ни одной молитвы, стала молиться своими словами, легко уходившими из нее в утренний космос, еще не замусоренный пустыми просьбами суетных людей.
Постриг Регина приняла раньше истечения срока послушничества – так захотела Настоятельница. Облаченная в белую рубаху, в сопровождении монахинь она на коленях приползла к алтарю, трижды подняла брошенные на пол ножницы для пострига и трижды подала их священнику в знак твердости своего решения. Большой нательный крест, черная ряса, черный плат и клобук на голове завершили, ставший городской сенсацией, ритуал пострига Регины. Кто-то из бывших коллег сумел тайно снять и показать в «Новостях» весь процесс «обращения» Царицы телеэфира в монашку Феодосию. Тут же нашлись насмешники, пустившие слух, что «постриг» и превращение Регины в сестру Феодосию – не более как притворство, имеющее целью снять передачу «Они и Это» непосредственно в кельях и с участием целомудренных монашек. Сенсации хватило на пару смешков и, покинувшую мирскую жизнь Регину-Царицу-Феодосию, навсегда забыли все, кроме Грязной Сучки.
Сразу после ухода Регины в монастырь Сучка – ей еще предстояло родить 12 детей и прожить 26 лет – написала завещание, в котором просила настоятельницу Феодосию отпеть ее после кончины в монастырской церкви. В том, что Феодосия станет восприемницей нынешней Настоятельницы, Сучка не сомневалась. Умирая, Настоятельница посвятила Феодосию в тайны «видения» прошлого и будущего людей, отдала ей свои слепые глаза и вместе с ними все, что увидела ими за долгую жизнь. В слепых глазах Настоятельницы Феодосия нашла и себя в психушке. Увидела, как врачи вскрыли ее черепную коробку, увидела, как скальпель почти без крови рассек связь между левым и правым полушариями, и момент рождения «Я-1» и «Я-2». Среди множества иных лиц и событий Феодосия увидела Грязную Сучку и ее последнего ребенка, единственного, рожденного по любви. Этого ребенка Сучка зачала от мужчины, который много лет назад, прежде чем войти в нее, целую неделю шептал ей в уши слова любви, и только потом, когда она наполнилась ими так, что ей стало трудно дышать, он одарил ее миллионом возможных детей. Одного из них Сучка сумела сохранить в себе на будущее, и через много лет зачала им последнего, 88 ребенка со словами любви, оставшимися в ее ушах на всю жизнь. Последнего ребенка Сучки в народе назвали Волчонком – по слухам, она кормила его молоком из бронзовых сосков установленной в парке скульптуры «Капитолийской волчицы».
В завещании Сучка просила Феодосию не только отпеть ее, но и помочь собрать на похороны разбросанных по свету детей. Большую часть она сама могла найти по запаху и предупредить о скорой кончине – все должно было произойти в день шестнадцатилетия Волчонка, но некоторые дети оказались за «краем света», откуда не доходили запахи, и найти их могла только Феодосия. Для мысленного взора ее «слепых глаз» не существовало недоступных мест ни на земле, ни за ее пределами.
В последние годы жизни Сучки, после рождения Волчонка, ее стали забывать. Невероятная способность деторождения давно перестала быть сенсацией. Многочисленные исследователи, не найдя общего понимания природы этого феномена, предпочли предать Сучку забвению – как не было; а если кто из молодых заново поднимал тему, иронически улыбались и предлагали проверить возможности «феномена» в ее постели. Даже навсегда бездетные женщины перестали приходить к Сучке за советом и покупать у знахарей амулеты, освященные ее детородными соками. Новые времена принесли моду на «женщин-инкубаторов», готовых за деньги «высиживать» потомство не только бездетным, но и вполне здоровым женщинам, не желавшим отвлекаться от светской жизни и утомлять себя вынашиванием детей и болезненными родами. Одна такая «инкубаторша» пыталась зарегистрировать бренд «Грязная Сучка», утверждая, что она одна из дочерей Грязной Сучки, и детям, выращенным в ее матке, гарантированы плодовитость, здоровье и долгожительство.