Книга Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910-1918 - Джордж Уильям Бьюкенен

Вскоре после того, как я приехал в отпуск в Англию, меня пригласили на несколько дней в Осборн и за обедом посадили рядом с королевой, к большому моему удивлению. Речь зашла об антибританских настроениях в Германии, и ее величество повернулась ко мне и сказала: «Милая великая герцогиня Баденская – единственный друг, который остался у нас в Германии». Я осмелился возразить, что если ее высочество считала себя нашим другом, то она тщательно скрывала свои истинные чувства. Я поведал ее величеству о своем недавнем визите в Карлсруэ и о том, как герцогиня дала мне понять, что полностью разделяет взгляды на Великобританию, которые преобладают сейчас в Германии. Для королевы это было неприятной неожиданностью, и, выслушав мой рассказ о том, как толпы на улицах с ликованием встречали телеграммы о наших поражениях, вывешенные в окнах почтамта, она произнесла: «Мы этого не забудем».

В июле 1898 лорд Салисбери предложил мне место британского представителя в арбитражном суде по венесуэльской проблеме, которое освободилось после того, как Майкла Херберта назначили послом в Вашингтон. Так как королева желала, чтобы я, тем не менее, оставался поверенным в делах в Дармштадте, я ненадолго заехал в Лондон, чтобы договориться о том, как лучше сочетать мои новые и старые обязанности. Зная, как недолго я пробуду в Лондоне, ее величество с характерной для нее заботливостью прислала в министерство иностранных дел следующую телеграмму: «Королева желает, чтобы мистер Бьюкенен прибыл в Осборн в любой день, когда ему угодно». Монархам, как правило, не свойственно уделять такое внимание удобству своих подданных, особенно когда этот подданный всего лишь младший сотрудник дипломатической службы, но, судя по моему опыту, ни один другой монарх не был столь внимателен к другим и столь благодарен за малейшую услугу, как королева Виктория.

К счастью для меня, я с самого начала пользовался доверием ее величества. После первой, ожидаемой мной со страхом встречи, которая состоялась сразу после моего назначения в Дармштадт (я должен был дожидаться в галерее в Осборне, пока ее величество проследует на обед, пасть перед ней на колено и поцеловать ей руку), я никогда уже не боялся ее. Я был сразу же очарован ее чудесной улыбкой, и, разговаривая с ней, чувствовал себя совершенно свободно и естественно. Общаться с ней почти всегда было легко и приятно. Однажды я сказал ей, что по курьезному совпадению 25 ноября не только общий день рождения великого герцога и великой герцогини Гессенских, но и мой. Ее величество спросила: «А вы родились в тот же год, что и они?» Я отвечал с улыбкой, что лишен этой чести, потому что по возрасту гожусь великому герцогу в отцы. «Как глупо с моей стороны!» – воскликнула королева, от души смеясь над своей ошибкой. Были, однако, ситуации, когда мне было нелегко отвечать на вопросы ее величества касательно положения дел в Дармштадте. Особенно я помню, как я был смущен на продолжительной аудиенции, которой был удостоен во время трехдневного визита в Виндзор в начале 1898 года. К тому моменту я уже не мог скрывать от ее величества, что в отношениях между великим герцогом и великой герцогиней возникли серьезные трения. Выслушав то, что я ей рассказал, королева заметила: «Я устроила этот брак. Но больше я никогда не буду пытаться кого-нибудь поженить», – и продолжала забрасывать меня вопросами. Однако я осмелился заметить, что всегда старался исполнить свой долг как по отношению к ее величеству, так и по отношению к великому герцогу и великой герцогине, и надеюсь, что она понимает, как трудно мне было обмануть доверие их высочеств и пересказать то, что они мне говорили. Ее величество сразу сказала: «Я прекрасно понимаю, и я вам очень благодарна». Я и моя жена еще несколько раз разговаривали с королевой во время этого визита, и перед отъездом я получил милое послание от ее величества, куда были вложены две юбилейные медали, которые, как она надеялась, «будут приняты в знак благодарности за доброту к ее внукам».

Последний раз я видел королеву в замке Балморал в октябре 1900 года при сложении с себя полномочий поверенного в делах в Дармштадте, когда ее величество пожаловала мне орден королевы Виктории,[23] которым в те времена награждали очень редко. Несколько месяцев спустя великая королева, всегда внушавшая мне чувства преданности и почтения, а также огромной благодарности за доброту и внимание, которую она всегда мне оказывала, обрела вечный покой.

Глава 4

1888–1903
Представитель в арбитражном суде по венесуэльской проблеме. – Советник в Риме и Берлине. – Англо-германские отношения. – Дипломатический представитель и генеральный консул в Болгарии

Сегодня лишь немногие, как я полагаю, помнят хоть что-нибудь о нашем споре с Венесуэлой относительно границ между ней и британской колонией Гайаной, хотя это был один из самых животрепещущих вопросов того времени. Важность этой проблемы объяснялась тем, что президент Кливленд в своем послании конгрессу поддержал позицию Венесуэлы, и это привело к угрозе возникновения осложнений в наших отношениях с Соединенными Штатами. Чтобы избежать этой опасности, после продолжительных переговоров в феврале 1897 года в Вашингтоне был подписан договор между правительством ее величества и правительством Венесуэлы, по которому вопрос о спорной территории передавался в арбитраж.

В июле 1898 года, когда меня назначили британским представителем в арбитражном суде, две спорящие стороны уже обменялись имевшимися у них аргументами и возражениями, и к концу года документы, на которых основывались притязания каждой из стран, были также собраны и переданы противной стороне. В начале года в Нью-Йорке прошли предварительные слушания, на которых были согласованы некоторые процедурные вопросы, а 15 июня 1899 года в Париже собрался суд. В его состав входили двое британских судей (лорд-главный судья Рассел и лорд-судья Хенн Коллинз) и двое американских (достопочтенный Мелвилл Уэбстер Фуллер, верховный судья Соединенных Штатов, и достопочтенный Дэвид Брюер, член Верховного суда), а председателем был известный русский юрист господин Мартенс. Ведущими адвокатами с нашей стороны были генеральный атторней[24] сэр Ричард Уэбстер (впоследствии лорд Алверстоун и лорд-главный судья) и сэр Роберт Рейд (впоследствии лорд Лорберн и лорд-канцлер), им помогали лорд Асквит и судья Роулатт. Интересы Венесуэлы представляли генерал Гаррисон (бывший президент Соединенных Штатов) и другие видные американские юристы.

История спора восходит к концу XVI века. Венесуэла как наследница Испании предъявила права на всю территорию между Ориноко и левым берегом Эссекибо. Мы оспаривали эти притязания на том основании, что большая часть этих земель уже более двух веков последовательно управлялась сначала Голландией, а потом Британией и что с 1814 года, когда Великобритания формально оккупировала эту территорию, она, а не Венесуэла, занималась ее развитием. Представители Венесуэлы в дальнейшем выступили с заявлением, что хотя согласно статье IV Вашингтонского договора фактическая принадлежность и срок давности узаконивают право на владение, но подразумевалось, что это правило будет относиться к пятидесяти годам до 1814 года, а не к пятидесяти годам, непосредственно предшествовавшим дате подписания договора. Это было столь серьезным изменением условий, на которых правительство ее величества согласилось на рассмотрение дела в арбитражном суде, что, если бы судьи приняли в данном вопросе американскую точку зрения, мы были бы вынуждены отказаться от дальнейшего рассмотрения дела.