Книга Мастер-класс по неприятностям - Валерий Гусев

Жара одолевала. Но почему-то в саду никогда не было хотя бы ведра с холодной водой. И даже наш бачок на сеновале почему-то отпирался только вечером, после ужина.

Мы изнывали от жары. Понять, что это такое, может только тот, кто это испытал. Сбегать к конторе – далеко, мы уже почти дошли до края сада: добежишь, напьешься, вернешься в сад и уже опять пить хочется…

Но тут у самой ограды появилась добрая волшебная фея (а не волшебные феи бывают?) в огромной соломенной шляпе, с длинными висячими усами и с ручной тележкой, на которой стоял запотевший молочный бидон с ледяной спасительной водой.

– Дядька! – Никита бухнулся перед ним на колени. – Как тебя звать, спаситель? Вечно буду за душу твою грешную Бога молить!

– Миколой меня звать. Пейте, хлопцы, на здоровье. Не с-под крана небось. Ключевая. – И он протянул нам кружку.

Никогда в жизни я не пил так много и с такой ненасытной жадностью. Первым, кстати, осушил кружку Мальков и тут же встал в хвост очереди. Вскоре бидон опустел. Спаситель Микола исчез вместе с ним за изгородью. С новыми силами мы взялись за работу и вскоре прошли эти ряды до конца. И очень кстати послышался звонкий крик тети Оксаны:

– Хлопцы! Обедать!

Забрав пустые корзины, мы помчались в столовую. Ну, это не совсем настоящая столовая была. Просто возле конторы тянулся длинный стол из простых досок и со скамейками. Рядом с ним все время дымила печкой летняя кухня – навес такой, крытый будыльями и соломой. Это место было очень приветливое, оно хорошо пахло. Здесь тетя Оксана так усердно кормила нас, что мы, отвалившись от стола, тут же падали в густую траву и тень от огромного дерева. Атаков говорил, что это грецкий орех, а Мальков называл его почему-то баобабом. До тех пор, пока с ветки не сорвался тяжелый зеленый плод прямо ему в тарелку. Мальков стер с лица борщевые брызги и упрямо проворчал: «Все равно баобаб». Время, проведенное после обеда под «баобабом», считалось самым лучшим временем дня. Не считая самого обеда…

Оседлав скамейки, мы тут же застучали ложками. Аппетит у нас был, но что-то было не так. Первым это «не так» почувствовал Мальков. Он заерзал, покраснел и, выскочив из-за стола, мгновенно где-то исчез.

– Приспичило! – усмехнулся Никита. И тоже вдруг вскочил, перемахнул через скамейку и исчез в известном направлении.

Я тоже вдруг услышал бурчание в животе и совершенно определенный дискомфорт. Недвусмысленный такой.

– Та що вы разбегались? – рассердилась тетя Оксана. – Кушать надо, бо плохо станете робить.

Смущенные ребята стали по-одному возвращаться и садиться за стол. И почти сразу, уже не по одному, а всей толпой убегали прочь.

– Так! – тетя Оксана уперла руки в бока и вскинула голову. Это уже не козочка, а рассерженная коза. – Что кушали без меня? Молоко с салом? Чи шо?

– Ничего не ели. – Я выскочил из-за стола и бросил через плечо, убегая: – Только воду пили!

– От дурни! Хиба ж можно так-то? После черешни вода – это ж самое слабительное есть.

Теперь стало ясно, почему в саду нам никогда не давали воды и почему бачок в нашем сарае был заперт до вечера. Вообще-то, могли и предупредить. Хотя, с другой стороны, кто бы поверил. Особенно когда сильно хочется пить.

– Ну попали, – сказал мрачным голосом Никита.

– Попали! – это Малек взвизгнул. – Нас обезвредили, ты понял? – И он умчался в кусты.

– А он прав, – кивнул Никита. – Мы теперь и не сборщики ягод, и не торговцы.

– И не бойцы! – Я помчался в кусты за Никитой.

И вовсе это не смешно. Особенно грустно стало, когда пришел Бонифаций.

– Вы что такие смурные? – спросил он. – План дневной не выполнили?

– Да нет… Так просто… Уморились.

Тут вернувшийся Никита поставил перед ним миску с черешней и стакан воды.

– Отведайте. А то вы что-то на нас не похожи. Какой-то вы замедленный.

– Ой, Никитин, – усмехнулся Бонифаций, – ты думаешь, я поем ягод и забегаю, как молодой?

– Еще как! Вы только их водичкой запейте. – И Никитин опять убежал.

Но Бонифаций не зря тридцать лучших своих лет отдал школе.

– Что случилось? – спросил он строго.

Ему рассказали.

– Это не дизентерия? – встревожился он. – Это обычный понос? Срочно заварить мяту и напоить вас до отвала.

– Хиба ж вона у мене есть? – растерялась Оксана. – Мы уж по-своему.

– Поставьте их на ноги! – драматично воскликнул Бонифаций, воздев руки к небу.

– А як же! Поставлю. Не все ж им на корточках сидеть.

Тетя Оксана поручила Бонифацию растопить печку, куда-то ушла и вернулась с мешочком сушеных груш. Часть их она просто вывалила на стол, а остальные засыпала в кастрюлю, залила водой и поставила на печку.

Бонифаций внимательно за всем этим наблюдал, все смекнул и спросил:

– Вместо поноса теперь запор у них будет?

Оксана кивнула:

– То ж лучше.

Кто его знает?

В момент, когда все ребята вернулись к столу, Оксана налила каждому в миску грушевый компот и строго приказала:

– Хлебайте. И грушами закусывайте.

Мальков выхлебал свою миску и громогласно заявил:

– Это диверсия! Тетя Оксана, кто такой дед Микола?

– Микола? – удивилась она. – Нема туточки у нас ни якого деда Миколы. Микита е. Митрий тож. А Миколы нема.

– Дед такой. В бороде и в шляпе. У него еще такая тачка была на колесах, с бидоном.

– Нет, хлопцы. Не знаю я такого. Може, чоловик (муж) мой знает. Вин скоро буде.

Когда приехал «чоловик» Атаков и мы ему все рассказали, он нахмурился. Потер в раздумье не очень бритый подбородок. Потом спросил:

– У этого Миколы усы какие? Вниз? Вверх? В стороны?

– Висят, – сказал я. – Подковой.

Атаков покачал головой и что-то проговорил себе под нос.

– Ладно, хлопцы, отдыхайте. Только ягоду в холодильники снесите.

Отдыхайте… Легко сказать. Это был не отдых, а сплошная беготня до самого утра.

Нам было немного смешно и много обидно. Больше всех кипятился Мальков. По принципу: вы его поймаете – я его повешу.

– Накормить его черешней, – кричал он, – напоить водой и запереть его в собственном доме!

– Молодец, Малек! – Никита встал и погладил его по головке. – Веди нас! Мы – за тобой!

– Куда веди? – немного растерялся Мальков.

– В хату этого Миколы. Мы его поймаем, будем держать, а ты его накормишь, напоишь и запрешь.

Мальков растерялся еще больше. Но Никита его не пожалел: