Книга Лето на Меркурии - Анна Антонова

А пока я спокойно уселась в начале ряда, отведенного нашему классу. А то вечно последней прибегаю и сижу в конце, как рыжая…

Послышался отдаленный гул. Значит, звонок уже был. В двери уже начали ломиться первые голодные. Мои однокласснички, конечно. Что пятый класс, что десятый, разницы ноль…

– Антипова, блин, куда села! Иди на фиг отсюда!

Я даже не сразу поняла, что обращаются ко мне, машинально повернулась и увидела перекошенную физиономию Олега Смирнова.

– Ну, чего расселась? Это наше место!

На меня напал какой-то ступор, я ничего не могла ответить. А потом со всей силы закусила губу, чтобы не разреветься, и начала вылезать из-за стола.

– Чье это – ваше? – вдруг услышала я Ромкин голос.

– Да мое, Лехи Крохина, Димона Пименова, – вполне дружелюбно пояснил ему Смирнов. – А эта коза…

– Какая коза? – все так же спокойно переспросил Ромка.

– Да вот Антипова, – Смирнов брезгливо покосился в мою сторону, словно я была тараканом, ползущим к его тарелке.

– А разве здесь места у всех свои?

– Да мы просто всегда с пацанами… – Смирнов хоть и насторожился, но еще продолжал отвечать спокойно.

Договорить он не успел. Я толком не поняла, что случилось, успела только заметить короткий замах Ромкиной руки, и Олег тут же схватился за лицо. Сквозь его пальцы закапала кровь.

– А теперь извинись, – потребовал Ромка.

– Что? – наконец-то отмер Смирнов. – Перед кем?

– Перед ней, – Орещенко кивнул в мою сторону.

– Что? – опять тупо спросил Смирнов. – Ты из-за этой…

И бросился на Ромку. Дальнейшее я наблюдала словно из первого уровня сумрака. Как вошла учительница с каким-то из младших классов, остановилась в дверях и тут же исчезла, вернувшись через минуту с физруком…

Глава 6 Далее по тексту

– Ты что себе позволяешь, Антипова! – грохотала Римма Алексеевна. – Спровоцировать мальчиков на драку! Уж от кого – от кого, а от тебя я такого не ожидала!

Я смотрела на вжавшуюся в стул Татьяну Дормидонтовну и понимала: возражать, доказывать, что я не верблюд, то есть что я тут вообще ни при чем, бесполезно. И даже все мое примерное поведение и отличное прилежание за предыдущие девять лет совершенно не зачтутся. От этого становилось совсем тоскливо, и я старалась представить себя где-нибудь подальше от директорского кабинета, например, в звездолете рядом с Виктором Кроном «Магия бессмертна»… Римма, видимо, это чувствовала, и разъярялась еще пуще:

– Ты меня даже не слушаешь! Это просто безобразие, вызывающий случай! В нашей школе подобного еще не случалось!

Я в этом сильно сомневалась, но озвучивать свои возражения, естественно, не стала. Жираф, то есть директор, большой, ему видней.

– А все эти ваши короткие юбки, высокие каблуки, килограммы косметики…

Одета я была в джинсы и водолазку, а накрасилась, как обычно в школу, лишь скромненькими серыми тенями. Оглядев меня, директриса запнулась, но уже через секунду продолжала с прежним пылом:

– Я надеюсь, это был первый и последний раз! Еще одного такого инцидента я не допущу. Попрошу вас, Татьяна Дормидонтовна, внимательно за этим проследить! Все, иди, – величаво кивнула она мне, а Дормидонтовну, поднявшуюся было следом, остановила:

– Задержитесь. Мне с вами надо серьезно поговорить.

Классная бросила на меня грустный взгляд. Я, конечно, ей сочувствовала, но помочь ничем не могла.

Выйдя из директорского кабинета, я увидела в приемной Смирнова и Орещенко, сидевших на противоположных концах длинного ряда стульев. Я отвернулась, подняла голову и, ни на кого не глядя, пошла к двери.

– Насть! – рванулся за мной Ромка.

– Орещенко, немедленно сядь на место! – тут же окликнула его секретарь директора, такая же высушенная величавая дамочка.

– Да я здесь, в коридор только выйду, – нетерпеливо отмахнулся он.

– Я кому сказала, сядь! – повысила голос секретарь. – Потом будете свои амурные дела разбирать.

Смирнов гнусно ухмыльнулся, а Ромка торопливо проговорил:

– Подожди меня, ладно?

Я замешкалась с ответом, и он добавил:

– Пожалуйста!

– Орещенко! – повысила голос секретарь.

– Ладно, подожду.

Дверь в кабинет захлопнулась, и я оглянулась в рассуждении, куда податься. Уроки уже кончились, и какие-то бедолаги намывали коридор. Я осторожно прошла по еще грязному участку и остановилась у окна. Другие бедолаги наматывали круги вокруг футбольного поля. Наверно, какая-нибудь секция. Или кто-то уже физру пересдает?

Славная осень, и далее по тексту. Как все-таки стихи в память въедаются! В прошлом году Некрасова учили, а до сих пор помню. В голову немедленно пришел пример попроще, из детского анекдота: осень наступила, листики опали…

– Настя, – услышала я усталый голос Татьяны Дормидонтовны.

Я повернулась и вдруг начала запоздало оправдываться:

– Это не я. Они сами, а я тут вообще ни при чем…

– Я знаю, – неожиданно сказала она. – Только ты все равно постарайся поаккуратнее, хорошо? Рома новенький, ему тяжело. Не успел освоиться, а уже в историю попал…

– Он не новенький, – возразила я. – Он с нами до третьего класса учился, а потом с родителями за границу уезжал.

– Да неважно, – она махнула рукой. – Вы же маленькие совсем были, не то что сейчас… Как мне тяжело с вашим классом! – неожиданно пожаловалась она. – Все такие гордые, независимые, не знаешь, как к кому подступиться…

Я только что рот не разинула – никогда еще не доводилось слышать от учителей таких откровений. Видимо, классная и сама поняла, что сказала лишнее – торопливо бросила:

– Ну ладно, ты девочка умная, надеюсь, и сама все понимаешь, – развернулась и пошла к лестнице.

Я, конечно, понимала. Не могла уложить в голове только одного: что все это случилось из-за Смирнова. Мне он всегда казался вполне адекватным персонажем, нормальным парнем, по крайней мере, нормальнее многих. Даже сомнений, помнится, не было, что он в десятый класс пойдет и потом в институт поступит. Если бы кто-то из придурков, я бы еще поняла. Нет, не поняла бы, конечно. Но хотя бы не приняла так близко к сердцу. Придурки, что с них взять. Но Смирнов-то в их славное племя никогда не входил!

– Насть…

– Ну как? – я с сожалением повернулась к окну спиной.

Ромка дождался, пока мимо с независимым видом просвистит Смирнов, и только тогда устало ответил:

– Да что ты, Римму не знаешь?