Книга Кукушонок - Ингрид Нолль

Раньше, еще до развода и до фазы судоку, я была почти педантом, я и теперь не могла стерпеть, чтобы в мою регистратуру вкралась ошибка. Такого со мной случиться не могло, подумала я первым делом, а мозг уже включился и работал на полных оборотах.

Не я, а Гернот, должно быть, вынимал фотографии 1999 года, а потом не вернул их на место, а подшил сверху. Чистая ли это случайность, что моя коллега Биргит хотела поехать как раз в Драгиньян? Если она рассказала об этом моему бывшему мужу, он мог вспомнить про наши старые фотографии. Это, в свою очередь, доказывает, что Штеффен и Биргит никогда не прерывали отношений с Гернотом. Возможно, они регулярно встречаются и втроем перемывают мне косточки? Рассказывает ли Биргит для всеобщего развлечения о том, как я все больше мутирую в сторону серой мышки?

При этой мысли меня уже нельзя было удержать в моей новой квартире. Мне захотелось как можно скорее оставить все перевозки позади, чтобы уже больше не тратить мысли на прежние времена. Не медля ни минуты, я бросилась к машине и поехала к дому Гернота, который я уже больше никогда не буду любовно величать «нашим домиком».

Мне еще вчера бросилось в глаза, что госпожа Мейзинг, наверное, так и продолжает там убирать, потому что в доме были чистота и порядок.

По примеру своей энергичной матери я открывала шкафы и выдвигала ящики, укладывая белье в пластиковые пакеты, которые захватила с собой.

Когда зазвонил телефон, я, разумеется, не подошла. Но он все звонил и звонил, пока не включился автоответчик, и знакомый голос произнес:

— Привет, это Штеффен. Со вторника я на три недели в Ростоке, но пока что провожу вечера одиноким соломенным вдовцом. Как ты смотришь на партию в скат? Грегор готов быть третьим! Пожалуйста, отзвонись! Пока!

Штеффен был явно не в курсе отпускных планов Гернота, в противном случае он бы знал, что его партнер по скату уже давно уехал.

Между тем я нагромоздила на обеденный стол уже изрядную стопку постельного белья и собиралась посвятить себя полотенцам — кухонным и банным. Но так и не смогла на них сосредоточиться, потому что в голову мне закралось смутное подозрение.

5

В последнее время я плохо сплю. На прошедшей учительской конференции Пижон говорил о виртуальной игре в киллеров и о росте количества жестоких видео в мобильниках учащихся. И что в наши обязанности входит профилактика насилия.

Ведь то и дело приходится читать в газетах и слышать в новостях, что школьники впадают в безумие и учиняют в классе кровавую бойню. Хотя я уверена, что в нашей школе ничего похожего случиться не может, во сне мне все-таки приснилось, что мне в спину воткнули нож. Я вскакиваю в холодном поту, и чтобы успокоиться, мне необходимы несколько судоку.

Всякий раз, когда я вижу Юлиана, мне вспоминается его нож, и я злюсь на себя за свою соглашательскую позицию. Мама права, я недостаточно энергична и предпочитаю заметать проблемы под ковер. Из себя я вышла только раз в жизни, когда застала Гернота на кушетке с этой шлюхой. Я среагировала тогда так бурно, потому что слишком долго вытесняла из сознания кризис нашего брака. Но впредь я больше не хочу вести себя так благодушно, потому и стараюсь заблаговременно выйти навстречу недоброй догадке.

В ванной комнате «нашего домика» я тщетно искала какую-нибудь надорванную упаковку от тампона, оброненную шпильку для волос, заколку или что-нибудь в этом роде. Ни в ванной, ни во всем доме не нашлось ничего такого, что указывало бы на присутствие женщины. Мусорное ведро и корзины для бумаг пусты, посудомойка прибрана, госпожа Мейзинг опередила меня.

Потом я проинспектировала старые пластинки. Я хотела взять свои любимые записи, а пресловутый дуэт со стонами я обязательно уничтожу. В плеер был вставлен незнакомый мне диск, и я немедленно его прослушала.

Me and my true love will never meet again On the bonnie, bonnie banks of Loch Lomond[4].

Бесконечно красиво и безумно печально, как мне показалось. Может, следующей весной стоит предпринять путешествие по Шотландии? И вдруг до меня дошло, что меня смущало в доме все это время: легкий запах ландыша.

Я отчетливо вспомнила, как Биргит года три тому назад покупала во Франции духи. На флаконе было написано: «Un bouquet floral romantique», и она спросила продавщицу, есть ли среди этого «букета» аромат ее любимых цветов — le muguet. Продавщицей была скандинавская студентка, которую наняли специально для обслуживания туристов. И она ответила по-английски:

— Sure, Madam, it’s Lily of the Valley![5]

Штеффен еще долго забавлялся и подтрунивал над Биргит, что ее якобы безупречный французский никто во Франции не понимает.

Далеко не сразу мне приходит в голову мысль прослушать старые сообщения на автоответчике, который, правда, сохраняет всего несколько последних записей. Тетушка благодарила Гернота за поздравление с днем рождения; один из его коллег, которого я немного знала, хотел о чем-то справиться; госпожа Мейзинг уведомляла его о предстоящем мытье окон. А вот на четвертом сообщении по спине у меня побежали мурашки, поскольку голос был мне знаком.

«Привет, сокровище мое! Что там у тебя вчера стряслось? Я прождала тебя больше десяти минут, потом мне показалось это бессмысленным. Впрочем, нам следует быть осторожнее. Мне кажется, Штеффен что-то подозревает, его недавние замечания были какими-то язвительными. Итак, до завтра на парковке! Заранее радуюсь!»

К счастью, под рукой у меня не было горячего чая. Иначе я выплеснула бы его на телефон или на маленький черный автоответчик. Напрасно рассудок подсказывал мне, что мы разведены и что любовные похождения Гернота больше меня не касаются. По мне, так пусть Биргит изменяет своему Штеффену хоть с утра до ночи — только не в моем доме и не с моим мужем! Меня охватила необузданная ярость против них обоих, да еще вдобавок и против самой себя. Это больше не мой дом, это больше не мой муж, когда же, наконец, я с этим смирюсь!

Я представила себе, как Биргит и Гернот сидят в Драгиньяне на пляс дю Марше; после обеда она пьет свой petit noir, а он café crème. Биргит в светлом платье со шнуровкой по корсажу, а ее сокровище — в шлепанцах и бермудах. Солнце уже припекает, самое время пойти и устроить продолжительную сиесту. Сквозь жалюзи будет падать приглушенный свет, подходящий для послеполуденной похоти; темные и светлые полосы на нагих телах превратят их в неистовствующих зебр. Уж не то ли самое бунгало они сняли, в котором четыре года назад мы с Гернотом были так счастливы?

С Биргит, этой изолгавшейся сучкой, я почти каждый день пила в учительской кофе и беседовала о Боге и мире. Во мне кипит зависть, гнев и жажда мести.