Книга Вселенский расконвой - Феликс Разумовский

Славное отечество…

Надежный оплот…

Да здравствует воля сугубо народная…

Враг живьем от нас не уйдет…

Наконец старший полкан-майор, исполняющий роль арбитра, с силой ударил в гонг, младший обер-капитан, исполняющий роль судьи, пронзительно свистнул, и состязание началось. Резко клацнула пружино-катапульта, взмыло свечкой в небо теллуриевое ядро, и пятерка соревнующихся дружно припустила к месту его возможного падения. Самому сильному и ловкому из них предстояло завладеть массивным шаром, пронести его через все поле и под бешеный рев трибун опустить в судейскую лузу. Легко сказать. А кулаки противников, а башмаки, а их тяжелые отполированные дубинки. А особое устройство шара – обжигающе горячего, выпускающего шипы, наделенного способностью к непредсказуемым маневрам…

Итак, добежали, сориентировались, стали подбираться к ядру.

– Ха, – Бродов увернулся от дубинки, ловко уклонился от пинка и мощно, в темп движению приласкал врага ногой. – Хех.

Хорошо попал, качественно, с чувством, от всей души – срезом толстого тяжелого каблука точно в решетчатую личину. Тут же сократил дистанцию, двинул коленом в пах, бросил на землю подножкой и вырубил трамбующим в дых. Рядом тоже не теряли даром времени – двое сбоку лежали без движения. На ногах пока что оставались только Бродов, амбалистый крепыш из Внутренней разведки да широкоплечий бык из Службы по Налогам. А теллуриевое ядро оставалось пока в одиночестве. Гордом.

– Хурр! – зверем бросился к нему амбал, отшвырнул, страшно выругавшись, Бродова и, свирепо пнув было сунувшегося быка, подхватил, как пушинку, шар. Огненно-горячий, раскаленный, цвета Национального Парадного Стяга Федерации. Задымились защитные перчатки, завоняло горелой эрзац-кожей, ануннаки на трибунах воодушевились, заелозили в приливе чувств подошвами.

– Хурр! Хурр! Хурр!

«Щас будет тебе хурр», – разъярился Бродов, сплюнул, выругался, и они с быком бросились вдогон, да не просто так, а со злым умыслом, стараясь на ходу уязвить друг друга – подсечь, затормозить или уж, если бог даст, вырубить с концами. А амбал тем временем ускорился, наддал, врубил, гнида, полную скорость и быстро увеличивал разрыв, казалось, он прижимает шар не к дымящемуся нагруднику, а к своей голой заднице.

– Ах ты, потрох карпа Ре! – по-тигриному рявкнул бык, вепрем бросился вперед и швырнул свою дубинку в улепетывающего врага, метя ему в третий позвонок. Не попал. Да уж и не надо было – шар в руках амбала неожиданно «сыграл». В боку его обозначилось отверстие, сверкнула реактивная струя, и раскаленное теллуриевое ядро стремительно набрало ускорение. Со всеми соответствующими впечатляющими последствиями: ударом в подбородок нокаутировало амбала, болидом пронеслось над площадкой и мощно, так что командиры вздрогнули, впечаталось в решетку трибуны. А потом гигантским помидором тихонько улеглось на щебенку. Помидором, от которого можно запросто остаться без зубов. Да и без мозгов тоже.

– Хурр! Хурр!

Бык тем временем подобрал дубинку, ловко крутанул ее в руке и, не мудрствуя, по-простому, бросился не к шару – к Бродову. По всему видно – с серьезными намерениями. Чтобы никто больше не крутился под ногами. А Бродов и не стал – поднырнул под руку, зашел за спину и палкой прочертил в воздухе энергичную кривую. Короткую, похожую на запятую. Вернее, мощно поставил точку. Жирную. Все было, как на скотобойне – бык рухнул, как подкошенный, крепкая, вымоченная в воде[8]дубинка плотно впечаталась ему в шею.

– Хурр! Хурр! – воодушевились на трибунах, застучали подошвами, а вот Бродову пока что было радоваться рано – ему предстояло еще загнать этот чертов шар в лузу. Делать это, по идее, было удобнее всего при помощи палки и ботинок, но это только если по идее – дежурный учет-хронометр на информационном столбе наливался багрянцем. Как только он сделается красным, как парадный Вседорбийский герб, то все, пиши пропало – арбитр объявит боевую ничью. А это значит, что увольнения в Город, второго за год пребывания Центре, в реально обозримом будущем не будет. Эх… Требовалось немедленно обмануть судьбу, и Бродов не растерялся, злостно обманул: сдернул свой шипастый, с забралом, шлем, молнией на двух конечностях метнулся к шару и быстренько определил его в крепкий, несгораемый, ударопрочный контейнер. Пусть теперь крутится-вертится, выпускает шипы, нагревает атмосферу и исходит на струю. Плевать. Потом, под истошный топот трибун, Бродов пересек площадку, резко дал по тормозам на левом ее углу и осторожно, с бережением, еще не веря своему счастью, вывалил ядро в заржавленную, врытую в землю до половины бочку. Будто вытряхнул клубок ядовитых, плотно свившихся для спаривания рептогадов. Публика на трибунах неистовствовала, учет-хронометр победоносно желтел, главный арбитр, суровый и торжественный, зачетно ударил в свой долгоиграющий гонг. Предвкушение блаженства в виде увольнения, вояжа в Город и сопутствующих удовольствий до отказа переполнило счастьем душу Бродова. Хурр! Хурр! Хурр! Уж он устроит себе пир в тумане тринопли и предастся разврату в объятиях красоток. Хурр! Хурр! Да ради этого стоило побегать по щебенке…

Затем был заключительный респект-салют, поднимание стяга и распевание гимна:

Враг живым от нас не уйдет.

После торжественного закрытия Бродова кликнули наверх, на трибуну, пред начальственные очи. Строгие, суровые, всевидящие и, хотелось бы думать, справедливые.

– Патентованный боец номер зэт-восемь, – с ходу обозвался Бродов, вытянулся, выполнил Большой салют. – Внимание и повиновение.

Большой салют – это когда на корточках, преданно пожирая взглядом любимое начальство.

– А почему это вы, зэт-восемь, нарушаете режим секретности? – желчно и неласково спросил курирующий турнир Мастер Наставник. – Шлем сняли, понимаешь, маску эту защитную. Теперь каждая гнида с Кассиопеи будет знать вас, понимаешь, в лицо. Равно как и все эти твари с Альдебарана, сволочи с Альтаира и погань с Альфы Центавра. Про подлецов печенов я уж и не говорю. Полагаю, что самостоятельно выходить в Город вам еще преждевременно. Вы еще морально не готовы. Учите матчасть, штудируйте уставы. Внимайте президенту.

Желчному этому Мастеру Наставнику давно уже было пора в резерв, и он хотел уволиться на пенсию в чине обер-генерала среднего звена. Да только все никак не получалось.

– Да ладно вам, вице-генерал, не будьте строги, – с улыбкой глянул на него Секреткорректор, сдержанно зевнул и с веселой миной повернулся к. Бродову: – Вон каких молодцов теперь отковывают, орлов. С ними нам не страшны ни гниды с Альдебарана, ни твари с Кассиопеи, ни вся эта погань с Веги. О мерзких печенах я уж и не говорю. В общем, пусть идет. Заслужил.

Секреткорректор говорил совершенно искренне, с чувством, от всей души – он поставил деньги в тотализаторе на Бродова, и тот не выдал, не дал маху, не опростоволосился, не подвел. Стало быть, орел, молодец, и пускай идет.