Книга И прости нам грехи наши - Александр Войнов

«Не дай мне, Господь, ни богатства, ни бедности, – подумал он, – потому что, если я стану богат, то могу возгордиться и сказать: «Кто Господь?». А если обеднею, то начну воровать и вспоминать имя Господа всуе».

После этой встречи в душу все чаще и чаще черной крысой закрадывалось сомнение, а вместе с ним и злодейка зависть. Кириллу нелегко было признаться самому себе, что он все-таки завидовал этому замухрышке и неудачнику Стефу. Прежде всего, завидовал его таланту художника. Во-вторых, испытывал чувство щемящей зависти к его безусловному аристократизму. А самое главное, не мог простить Стефану Радзевиллу его молодости, неистребимого оптимизма и всепобеждающего тяготения к женской красоте, которые у него самого, к глубокому сожалению, давно шли на убыль, и бесследно исчезали, как звук.

* * *

Спустя год до Кирилла дошли слухи, что тонкого ценителя женской красоты Стефана Радзевилла застрелили кавказские торговцы наркотиками с Черемушкинского рынка, которым он попытался перейти дорогу.

Радзивилл с непростительной халатностью отнесся к предложению Кирилла перевезти в Москву сахарную центрифугу и поставить Альбину на реализацию.

Вместо этого, неугомонный Стефан, все-таки, поехал в Таджикистан за ядами. На ходу переключившись, он привез в Москву партию афганского героина. Но, в одиночку, не выдержал конкуренции…

«Плавильшик плавил напрасно. Ибо злые не отделились. Они живут среди нас», – всплыли в памяти когда-то услышанные слова.

«Все закономерно. Герыч шуток не любит – подумал Кирилл. Как только люди научились добывать из мака опий-сырец, лукавый поселился в каждой маковой головке. И тому, кто пытается его перехитрить, остается только проклясть свой день рождения и умереть. Нечистый дает правой рукой, а левой отбирает. И вместе с тем отнимает душу и жизнь. Тот, кто, приблизится к наркотикам на расстояние вытянутой руки, вступает в сделку с нечистой силой, и, какой бы радужной не казалась перспектива, итог будет печальный».

Если смысл этого абзаца дойдет до сознания хотя бы одного человека, из тех кому это необходимо, то, может быть, Господь простит автору часть его грехов.

Проводив Эстебана в последний путь, Карамель не долго оставалась в одиночестве. Возвращаться в далекое Высокополье очень не хотелось и она, познакомившись на очередной выставке с престарелым сенегальским торговцем картинами, вышла за него замуж и уехала в те далекие края, куда не успел довезти, но о которых ей так красочно и поэтично рассказывал неисправимый идеалист и романтик преступного мира Стефан Радзивилл. Туда, где всегда тепло, где круглый год цветет папоротник, стрекочут цикады и розовые фламинго стоят на берегу озера на одной ноге. А босоногие туземцы бьют в бубен, белозубо улыбаются и пьют кокосовое молоко.

К, сожалению или к счастью, и второй ее брак оказался не долговечным. Торговец картинами не выдержал свалившегося на него семейного счастья и, неожиданно, ушел печальной тропой далеких предков.

Унаследовав процветающий бизнес, Альбина перевела дело в Россию и поселилась в столице.

Управившись с делами, она выписала из Сенегала глыбу розового базальта с прожилками из чистого золота и заказала из него памятник Стефану Радзивиллу. Отполированную часть постамента украсила надпись:

«Ушел от Вас навсегда.

С надеждой, что без меня этот мир будет кращий.»

Но это всего лишь слухи, за достоверность которых, нельзя поручиться.

* * *

Прошло немало времени и, как-то на Покрова, возвращаясь из глубинки, Кирилл на сутки задержался в Сергиевом Посаде. В привокзальном буфете шла пересменка и он с трудом выхлопотал курицу гриль, салат из вялой капусты и стакан холодного чая.

Курица оказалась не совсем свежей, Кирилл отодвинул ее в сторону, допил чай и собирался уходить.

Краем глаза он заметил, что за ним издали наблюдает, одетый во все черное, пожилой, усталый человек, напоминающий монаха, у которого на лице было написано: «подайте нищим, не то обыщем». Кирилл давно приметил, что такие типы были здесь не редкость.

Как только он стал отходить от стойки, бродяга сделал шаг вперед, ни на секунду не спуская глаз с заветной курицы. Он был в полуметре от цели, когда, словно из-под земли, появился тщедушный, с перекошенными плечами очкарик в твидовом пальто. Схватив птицу двумя руками, он скрылся в дверном проеме.

– Опеть пындеокий из монастыря деру дал. Теперь за ним не поспеешь, – махнул давно не мытой рукой бродяга и добавил не совсем лестное определение.

– Эй, Стефан, постой! – Бросился за беглецом Кирилл, но того и след простыл.

«Скорее всего, я обознался. Это всего лишь совпадение», – решил он.

Кирилл оплатил еще одну курицу, поставил ее на стойку перед бродягой и вышел на перрон, подумав:

«Неисследимы пути Господни и неизъяснимы Судьбы Его. Кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему. Или кто дал Ему наперед, что бы Он должен был воздать?»

Эпилог

Как-то весной Кирилл вторично оказался в Высокополье. Прошел дождь и, несмотря на окончание мая, ржавые крыши домов почему-то пахли осенью. И только церковные купола радостно сияли, обогретые тихими лучами весеннего солнца. Было тихо, но где-то на краю села звенели колокольчиками коровы, возвращающиеся с пастбища.

Во дворе, где когда-то квартировал неугомонный романтик, подчиняясь, зову природы, зацвели розы. Но последний рукотворный куст, не выдержал испытания временем и непогодой. Розовый куст исчез навсегда, смытый и унесенный холодными проливными дождями. Открыв написанного под ним Спасителя Иисуса Христа.

Только один цветок, по необъяснимой причине, остался нетронутым. Он превратился в рану на правом боку, у открывшегося свету Божьему, написанного под смытым кустом, Спасителя нашего Господа Иисуса Христа, своей кровью искупившего наши грехи.

«Прости Господь грехи мне и рабу твоему Стефану», – подумал Кирилл и перекрестился.