Книга Это же Патти! - Джин Уэбстер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За несколько дней ее англичанин из объекта нежных чувств превратился в посмешище всей школы. Его литературные вкусы оказались такими же немыслимо нелепыми, как и те, которыми он руководствовался при выборе конфет. Он тяготел к произведениям с заголовками, которые явно могли привлечь лишь горничных или кухарок. «Любить и потерять», «Прирожденная кокетка», «Шипы во флердоранже». Бедная Мей отказывалась принимать эти подарки, но все было напрасно: школа поверила в Катберта – и не желала упустить возможность посмеяться над его британскими причудами. Теперь Мей жила в постоянном страхе перед появлением в дверях горничной с очередной посылкой в руках. Последней соломинкой стала посылка, в которой находилось полное собрание сочинений – в мягких обложках – Мари Корелли[7].
– Он… он не посылал их! – всхлипывала она. – Это кто-то просто хочет посмеяться.
– Ты не должна огорчаться, Мей, что это не совсем те книги, какие выбрал бы американский мужчина, – попыталась утешить ее Патти. – Ты же знаешь, у англичан странные вкусы, особенно в том, что касается книг. У них абсолютно все читают Мари Корелли.
В следующую субботу около десятка девочек отправились в сопровождении учительницы в город, чтобы сделать покупки и посетить утренний спектакль. В числе прочих магазинов девочки, занимавшиеся в классе искусствоведения, посетили магазин фотографий, чтобы купить копии картин ранних итальянских живописцев. Патти не слишком интересовали Джотто[8]и его современники, и она, скучая, отошла от своих спутниц, чтобы осмотреть другие отделы магазина. Вскоре она наткнулась на целую стопку фотографий актеров и актрис, и ее взгляд прояснился, когда она взяла в руки большую фотографию незнакомого мужчины с подкрученными усами, ямочкой на подбородке и большими манящими глазами. Он был одет в охотничий костюм и держал на виду рукоятку своего кнута. Портрет можно было назвать последним криком романтической моды двадцатого века. И самое великолепное – на открытке был лондонский штемпель!
Патти незаметно отозвала двух других членов тайного комитета от прилавка, у которого те созерцали творения Фра Анжелико[9], и три головы с восторгом склонились над ее находкой.
– То, что надо! – ахнула Конни. – Но стоит полтора доллара.
– Нам придется целую вечность обходиться без содовой! – отозвалась Присцилла.
– Дороговато, – согласилась Патти, – но… – и, снова погрузившись в изучение манящих, с поволокой глаз, добавила: – Думаю, портрет того стоит.
Каждая из них пожертвовала по пятьдесят центов, и теперь фотография принадлежала им.
На лицевой стороне Патти написала четким, с уклоном влево, почерком, который Мей уже начала ненавидеть, нежное послание по-французски и подписала его полным именем – «Катберт Сент-Джон». Она вложила портрет в обычный пакет и попросила несколько удивленного продавца отослать его по указанному адресу утром в следующую среду, объяснив это тем, что посылка является подарком ко дню рождения и не должна быть вручена раньше времени.
Фотография пришла с пятичасовой почтой и была передана Мей, когда девочки выходили из класса после дневных занятий. В угрюмом молчании она взяла ее и направилась в свою комнату. Полдюжины ее ближайших подруг следовали за ней по пятам; в предыдущие недели Мей приложила немало усилий, чтобы обеспечить себе приверженцев, и теперь от них было не так-то просто отделаться.
– Вскрой пакет, Мей, скорей!
– Как ты думаешь, что там?
– Это явно не цветы и не конфеты. Он, должно быть, придумал что-то новое.
– Знать не желаю, что в этом пакете! – Мей с раздражением швырнула его в мусорную корзинку.
Но Айрин Маккаллох извлекла его оттуда и разрезала веревочку.
– О, Мей, это его фотография! – взвизгнула она. – Да он просто красавец!
– Вы когда-нибудь видели такие глаза?
– Он подкручивает усы или они у него от природы такие?
– Почему ты не говорила нам, что у него ямочка на подбородке?
– Он всегда носит такой костюм?
Мей разрывалась между любопытством и гневом. Она выхватила у Айрин фотографию, бросила один взгляд на томные карие глаза и швырнула портрет, лицевой стороной вниз, в ящик комода.
– Никогда больше не произносите при мне его имя! – приказала она, когда, поджав губы, начала причесываться, перед тем как спуститься к обеду.
В следующую пятницу во второй половине дня – когда школьницы обычно ходили за покупками в деревню – Патти, Конни и Присцилла заглянули в цветочный магазин, чтобы оплатить счет.
– Два букета подсолнухов, один доллар, – громко объявил продавец из-за прилавка, и в этот момент за их спинами послышались шаги. Обернувшись, они увидели Мей Мертл Ван Арсдейл, также явившуюся, чтобы оплатить счет.
– О! – воскликнула Мей гневно. – Я могла бы сразу догадаться, что это вы втроем…
Она глядела на них мгновение в молчании, затем упала на скамью и уронила голову на прилавок. В последнее время она так часто проливала слезы, что теперь они хлынули вопреки ее воле.
– Я думаю, – всхлипывала она, – вы расскажете всем в школе, и все будут смеяться и… и…
Три члена комитета смотрели на нее с суровым видом. Слезы не могли тронуть их.
– Ты сказала, что Розали – маленькая дурочка и зря много думает о пустяках, – напомнила ей Присцилла.
– А он, по крайней мере, был настоящим, живым человеком, – сказала Патти, – пусть даже и с кривым носом.
– Ты по-прежнему считаешь ее дурочкой? – спросила Конни.
– Н-нет!
– Тебе не кажется, что ты гораздо глупее?
– Д-да.
– И ты извинишься перед Розали?
– Нет!
– Это будет очень забавная история, – размышляла Патти вслух. – Уж мы постараемся рассказать ее как следует.
– Вы просто невыносимы!
– Ты извинишься перед Розали? – снова спросила Присцилла.
– Да… если вы пообещаете не рассказывать.
– Мы пообещаем при одном условии – ты разрываешь свою помолвку с Катбертом Сент-Джоном и никогда больше не вспоминаешь о ней.
В следующий четверг Катберт отплыл в Англию на судне «Океан», Св. Урсула с головой ушла в лихорадочные приготовления к баскетбольному матчу, и атмосфера стала бодряще свободной от Романтичности.
– Надоели мне эти пятничные лекции о правах женщины, – с отвращением сказала Патти. – Я предпочла бы им всем стакан содовой!
