Книга Брусиловская казна - Сергей Бортников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через приоткрытую дверь хорошо был виден молодой человек, хозяйствовавший в его апартаментах.
Казанцев навёл на него наган.
– Ау, господин хороший, что вы ищите в моей квартире?
Тот, ни слова не говоря, полез во внутренний карман.
«За оружием», – подумал Казанцев и не медля нажал на спусковой крючок.
Мужчина упал на пол и раскинул в стороны руки.
Его пальцы сжимали вовсе не пистолет, а пожелтевший клочок бумаги, на котором было написано: «Опись средств полковой казны»…
О происшествии Павел Алексеевич сразу же доложил в полицию.
Та нашла у «вора» оружие и не стала выдвигать уважаемому русскому офицеру официальных обвинений в убийстве, квалифицируя его действия как «необходимая самооборона». Но уголовное дело всё же открыла.
А уже наутро один из высокопоставленных правоохранителей, щедро «подогретый» русским золотишком, целую пригоршню которого Казанцев успел рассовать по карманам ещё до попадания в плен, а в дальнейшем умело скрывал от посторонних глаз, зашив под подкладку своего мундира, сообщил Павлу Алексеевичу, что личность погибшего установлена.
Им оказался некто Илья Лохматов, красный офицер, ожидавший интернирования в Россию. После недавней советско-польской войны, закончившейся полным провалом Тухачевского и компании таких, как Лохматов, в Германии было немало: теснимый безжалостными рубаками Пилсудского, в поисках спасения прусскую границу пересёк отрезанный от основных сил 3-й кавалерийский корпус Гайка Бжишкяна, больше известного как Гай Дмитриевич Гай.
Чуть позже Казанцев вспомнил – обладатель этой смешной фамилии служил в знамённой команде соседнего полка, более того, они даже встречались с Лохматовым несколько раз в штабе, получая деньги для своих подразделений.
Осталось только выяснить – по личной инициативе Илья взялся за его поиски или по заданию красного руководства?
Но как сделать это, хорунжий не знал.
Поэтому в очередной раз взвесив все «за» и «против», он принял решение покинуть гостеприимную Германию. Однако ещё почти год не мог этого сделать, связанный подпиской о невыезде.
Да и куда податься Казанцев пока не определился.
В Париж?
Так в нём полно нашего брата, и некоторые из них явно хотят задать ему несколько пренеприятных вопросов!
Мол, куда девалась казна, Павел Лексеич? Жалованье всего полка, столовые, приварочные?
И где вахмистр Пушнов с двумя местными мужиками?
Свалить всё на австрийцев вряд ли удастся…
На Балканы? В православную Сербию?
Но и там русских в избытке!
А слухи среди эмигрантов распространяются ох как быстро!
Что делать? Что?
Умотать за полярный круг, к шведам или норвежцам?
Или, может быть, примазаться к красным, чтобы вместе с ними интернироваться в Страну Советов?
Казанцев всё чаще стал склоняться к последнему варианту…
Едва утихнул скандал, связанный с убийством Лохматова, как на отставного хорунжего свалилось новое испытание.
В один из последних осенних вечеров, когда Казанцев в одиночку ужинал в любимом ресторанчике, к нему за столик подсел поджарый мужчина лет тридцати пяти, и без всякого на то разрешения затянувшись сигаретой, пустил в лицо целое облако едкого дыма.
Никогда не куривший и всегда ведший здоровый образ жизни, Павел Алексеевич неслыханно возмутился и уже собрался заехать по багровому лицу наглеца, но тот упредил неминуемое справедливое возмездие и тихо произнёс:
– Вам привет от Хрусталёва.
– Спасибо… – еле выдавил Казанцев, прекрасно осознавая, что его спокойная жизнь подошла к концу. Прошлое, которое он так тщательно скрывал от теперешних друзей и коллег по несчастью, настигло его и в этом курортном раю!
– Не угодно ли вам проехаться в Париж? – после очередной затяжки вежливо и деловито поинтересовался незнакомец.
– Зачем? Мне и здесь неплохо…
– Господин подполковник и его теперешний покровитель – небезызвестный вам барон Врангель – планируют создать в столице Франции некое русское братство, офицерский, если хотите, союз для борьбы с большевиками. Они надеются, что и вы примкнёте к этому благородному делу!
– Не много ли чести для простого хорунжего?
– Нет. И Олег Петрович, и Пётр Николаевич ныне стеснены в средствах, и не без оснований, – он подчеркнул последнее слово, повысив голос. – Надеются, что вы возьмёте на себя часть обязательств по финансированию РОВСа – таково предполагаемое название нашей организации.
– Хорошо. Подумаю… Простите, как вас?..
– Это не имеет никакого значения.
– Но… Кому сообщить о своём решении?
– Я сам вас найду. Когда сочту нужным… Всё ясно?
– Так точно, господин хороший…
После той вечерней встречи Казанцев попытался замести следы и всю зиму жил инкогнито в Белграде. Но однажды утром с ужасом заметил, что и за его новым пристанищем кто-то ведёт чуть ли не круглосуточное наблюдение.
А уже на следующий день Павел Алексеевич приметил «красномордого курильщика» – прямо напротив булочной, где он раз в неделю покупал знаменитые сморгонские баранки. Впрочем, к продукции небольшого белорусского городка тамошние кондитерские изделия не имели никакого отношения, так, дешёвая подделка под известную торговую марку.
В съёмную квартиру Казанцев возвращаться не стал – рванул на вокзал и сел на первый поезд до Берлина.
А там – сразу же помчался в посольство РСФСР в Германии и написал заявление с просьбой посодействовать в возвращении на Родину.
В марте 1921 года руководство Страны Советов подписало позорный Рижский мир, согласно которому к Польше отошли обширные территории, находящиеся к востоку от Линии Керзона – Западная Украина и Западная Белоруссия.
Кроме того, советская сторона согласилась возвратить соседям все военные трофеи, научные и культурные ценности, вывезенные с территории Польши, а также обязалась уплатить в течение года 30 миллионов золотых рублей.
Такой пакости от красного руководства Павел Алексеевич никак не ожидал. Он рвался домой, чтобы завладеть наконец вожделенной казной, а Волынская губерния, на территории которой она захоронена, вдруг оказалась в составе ненавистной Речи Посполитой!
Зачем тогда он покидал Европу?
Но это были только цветочки…
Ягодки пошли, как обычно, в начале лета.
Кто-то донёс на Казанцева, что тот убил в Германии красного офицера.
