Книга Я верую - Я тоже нет - Жан-Мишель ди Фалько

Бегбедер: Да, эта идеология сегодня умирает. А причина, быть может, в том, что еще раньше умер Бог, умерла религия?

Хватит с нас всяких «измов», утопий, стоящих стольких жизней, пусть даже все мы испытываем потребность в утопиях. У каждого должны быть собственные мечты, каждый должен пережить собственную революцию в душе. Но проповедь утопии Бога особого оптимизма в меня не вселяет. Видеть идеал в Боге? Всякий раз это причиняло немало вреда. Хотелось бы подчеркнуть два момента: во-первых, у меня нет необходимости верить в Бога, чтобы делать добро; во-вторых, в XXI веке от Бога, по-видимому, больше неудобств, чем преимуществ.

Ди Фалько: Ты видишь зло, содеянное именем Бога! А добро? Я настаиваю: виноват не Бог, а идея Бога, то, во что Его превратили. Люди, всецело, совершенно бескорыстно преданные Богу, – святые. Именно они шли до конца, а не кто-то другой. Например, тибиринские монахи в Алжире.[13]Каждый из них был слугой, исполненным готовности, великодушия, молитвы. Они не обладали ни властью, ни богатством. Живя в мусульманском мире, они не пытались навязать ему христианскую веру. Эти люди отдали свою жизнь сполна и были до конца счастливы. Они познали, что такое подлинное счастье, хотя такое счастье тебя смущает.

Бегбедер: Да, потому что мне трудно принять христианскую идею жертвы, этот вкус к мученичеству. Ты говоришь о святости – прекрасно. Есть принципы великодушия, милосердия – они очень хороши, но не очень-то эффективны против тирании, ненависти, варварства, насилия. Тибиринские монахи явили пример мужества и достоинства, но они погибли. И когда передо мной люди, приверженные добру, а с другой стороны – зло, я задаюсь вопросом: почему дьявола мы слушаем чаще, чем Бога? Почему нам легче уступить дьяволу, а не Богу?

Ди Фалько: Ты сам сказал. Мы «уступаем» злу. Мы «уступаем», потому что так легче, поддаемся дурным наклонностям. Напротив, ответить Богу – это акт воли, поступок почти героический. С одной стороны, склон, по которому надо всего лишь скользить, с другой – усилие, требовательность к себе.

Бегбедер: Но тогда – повторяю свой вопрос, – если Бог есть, для чего Он нужен? Или зачем люди Его придумали?

Ди Фалько: Бога не придумали. Он есть. Им и для Него создан человек. Неверие нередко объясняется страхом, непониманием возвышенной стороны Бога. И лишь тот, кто ищет Бога, может Его найти. Похоже на лото: только взявший талончик получает шанс выиграть. Бог вручил людям талончик, дал им «способность» Его найти, их дело – использовать эту возможность, этот шанс.

Теперь, раз уж ты настаиваешь на своем «для чего», скажу, что Бог нужен для того, чтобы найти истину, объединить людей. В нем – источник счастья, возрастающего даже в страдании. Увы, история постоянно доказывает, что некоторые создания Божии используют Его ради жестоких, дьявольских целей. Но можно пуститься в чисто умозрительные рассуждения и, исходя из соображения, будто Бог выдуман людьми, представить себе, что произошло бы в противном случае – если б Его не было. Вероятно, жизнь превратилась бы в сплошное зло, ведь тогда люди стали бы уступать лишь низким инстинктам, ничего иного не зная. Даже когда человек использует Бога, образ добра, для того чтобы творить зло, он обманывает только самого себя, а не историю. Все мы умеем по прошествии времени, учитывая реальность, распознавать ложность якобы альтруистических, якобы благородных намерений. И нам известно, что использование Бога как орудия в итоге никогда не приносит успеха.

Бегбедер: После этого ты упрямо продолжаешь верить в человека?

Ди Фалько: Да, и, полагаю, ты тоже в него веришь.

Бегбедер: Я вырос в мире скорее материалистическом, лишенном идеала. Я построил своеобразную стену цинизма для самозащиты и, к несчастью, склонен считать, что окружающая реальность оправдывает такую позицию. Пессимизм – это, как мне кажется, вопрос выживания. Каждый день новые причины толкают нас к нему как к единственному способу избежать разочарования в жизни. Быть оптимистом, верить в победу нравственного начала, быть терпимым и открытым – все этого хотят. Вместе с тем во многих случаях эти добродетели вызывают огонь на себя и, добавлю, не вознаграждаются. Мы живем в обществе, где усиливаются эгоизм, индивидуализм, гедонизм. А рядом – те, кто строит соборы или мечети, кто верует, соблюдает религиозные обряды и молится. Я говорю себе: если люди столько потрудились для Бога, уж мог бы Он дать себе труд быть! Тем самым я с сожалением констатирую, что Он отсутствует. Да, видишь ли, я сожалею об отсутствии Бога, несмотря на то что мне слишком очевидны связанные с Ним отрицательные последствия: насилие, войны, фанатизм… Все-таки я, наверное, вырос в ужасающем обществе. Самолетами, которые протаранили и разрушили Всемирный торговый центр, этими самолетами-убийцами управляли люди, верившие, как и ты, в божественный абсолют, в Единого Бога, – и вот они бросили это в лицо миру, утвердили кровью. То же самое в Мадриде! Эти картины по-прежнему передо мной, как наваждение. Я вижу, как используют Бога эти одержимые, вижу, как американцы все решают именем Божиим, объявив себя избранным народом – пытая, они поют об этом: «God bless America» («Боже, храни Америку»). И я думаю: уж лучше бы Богу не существовать, тогда Ему не пришлось бы стать самым страшным из всех алиби.

Изо дня в день мне не дает покоя все тот же единственный вопрос: имеет ли смысл этот мир? Ты же в ответ твердишь мне только про Отца, Сына, Святого Духа, которые в действительности все трое суть одно и то же! И, как будто это еще недостаточно сложно, ты добавишь, что Дева является Матерью Бога: в самом деле, оплодотворил ее не мужчина, да и вообще никто, и уж во всяком случае, не муж – хоть Иосиф и единственный мужчина в ее жизни, но сыну ее он не отец! Проще некуда, элементарная вещь! И ты предлагаешь мне во все это верить?

Между вопросом «Имеет ли смысл этот мир?», вопросом жгуче насущным, и вот этой евангельской схемой, относящейся к Христу и, по-видимому, далекой от реальности, – огромный разрыв. Нет, мне не удается поверить во все эти принципы, в такую организацию Вселенной и человечества. Реальность сводится к следующему: я чувствую, что все мы живем в мире, конец которого близок (возможно, наша планета протянет недолго, и надо сделать все для спасения природы и окружающей среды), что все люди рехнулись, жизнь наша совершенно пуста и человек катится навстречу собственной гибели.

Вот почему меня разбирает смех, когда я думаю, что есть вещи куда неотложнее, чем твои истории про Бога и Его полезность, про Христа, Святого Духа и Деву Марию.

Ди Фалько: Прежде чем отвечать по всем перечисленным пунктам, хочу подчеркнуть: есть любовь. Что касается твоего вопроса: имеет ли смысл этот мир? – ответ: «Да, любовь». Любовь к Богу, любовь к ближним, любовь к самому себе…