Книга Слуги Государевы - Алексей Шкваров

— Ну и испанцы?

— В испанской армии особо сетовать не приходилось. Deo gratias![1]Жалование выдавали аккуратно, благо деньги поставлялись теми же фламандцами. Постой был отличный, пшеничные булки разве сравнишь с ржаным шведским хлебом, а рейнское вино мы видели в таком изобилии, в каком, бывало я не видел пиво в лагере Карла.

— В чем же дело? — Петр уже смеялся, слушая забавного рассказчика.

— А дело в том, что моя совесть не была спокойна в отношении религии. — деловито пояснил капитан и оторвался, наконец, от еды. Даже ремень ослабил.

— Вот уж не думал, что старый воин может быть так щепетилен в подобных вопросах. — удивился царь.

— А я и не щепетилен! Ибо полагаю, что это обязанность полкового священника решать за меня эти вопросы. Тем более что и делать то ему особо нечего, а жалование он как-никак получает. Но на мою беду все вокруг были сплошные католики, которые косились на одинокого протестанта, как на истинного еретика.

— Неужели все так серьезно?

— Конечно, ведь я отказался от обязательной обедни, на которую ходят все благочестивые католики. А я как истинный протестант, считаю обедню худшим примером папизма, слепого идолопоклонничества и не желал этому потворствовать своим присутствием.

— С каких пор, Дуглас, ты стал протестантом? — удивился Гордон, всегда придерживавшийся католической веры.

— А когда вы, сэр, покинули нашу добрую Шотландию, у нас опять все передрались за веру, парламент и королей. Вот, отец и пристроил меня в лоно протестантской церкви. Словно предчувствовал, что парламент вышвырнет вон из старой Англии этих Стюартов. И даже в училище духовное определил, где я постиг латынь и законы логики, позволяющие мне так ясно излагать свои мысли. Правда, долго я там не задержался.

— Ну и чем закончились теологические разногласия с испанцами? — Царю нетерпелось услышать всю историю до конца. Капитан кивнул важно:

— Мне повезло. Я нашел одного протестантского священника.

— Надеюсь, он разъяснил тебе?

— Как нельзя точнее, сэр! Принимая во внимание, что мы выпили добрую полдюжину рейнского и опорожнили около двух кувшинов киршвассера. Отец Мартин объявил мне, что для такого заядлого еретика, как я, уже все едино — ходить или не ходить к обедне, ибо я и так обречен на вечную погибель, как нераскаявшийся грешник, упорствующий в своей преступной ереси. Несколько смущенный таким ответом, наутро я поковырялся в известных мне статьях военного устава и не нашел ни одного указания на то, что я обязан ходить к обедне. Кроме того, мне не было положено никакого вознаграждения, за ущерб который бы я нанес своей душе. Тут, как на грех и война кончилась. Испанцы поспешили от меня избавиться. Далась им эта обедня! — последние слова капитана потонули в общем хохоте.

Закончив смеяться и вытерев слезы, царь хлопнул шотландца по плечу:

— Годишься! Как тебя звать-то? Мак… Мак?

— МакКорин, сэр. Дуглас МакКорин.

— На службу возьму! Мне нужны такие вояки. Полки создавать будем новые. Драгунские. Скоро война знаю будет большая.

— А сколь жалования положите, сэр? — капитан был явно не промах.

— Полтину в день!

— А что есть полтина? — капитан прищурился хитро. Главное не прогадать!

— Половина ефимка — рубля серебряного.

— Это где-то талер с четвертью. — подсказал Гордон, пояснив, — тоже серебряный.

— К черту все половинки и четвертушки. Будь моя воля, я бы не позволил делить любые деньги пополам, также, как женщина на суде у Соломона не позволила разрубить пополам своего ребенка! — Все опять рассмеялись.

— Ну по рукам? — спросил Петр, — и звание маеора в полку драгунском?

— Что с вами делать, сэр, — схитрил капитан, пожимая руку царскую, — не умею я отказываться. Тем более, что вы, сэр, войну скорую обещали. Родитель мой своей расточительностью довел наше прекрасное родовое поместье до полного разорения. И к восемнадцати годам мне больше ничего не оставалось, как переправить свою ученость, свое благородное дворянское звание да пару здоровых рук в Померанию, чтобы в ратном деле искать счастья и пробивать себе дорогу в жизнь. И мои руки и ноги пригодились мне больше, нежели знатный род и книжная премудрость. Ремеслом воинским и кормлюсь. Ну уж, коль занесла судьба сюда, так чего уж… Согласен, сэр! — закончил утвердительно.

— Я думаю, сэр Питер, — вмешался Гордон, — пусть пока Дуглас при мне побудет. Русский язык подучит. Не гоже дело затевать серьезное, а с солдатами говорить не знамо как. В бою кто переводить станет?

— Ты прав, Патрик, — согласился царь. — Принимай на службу майора. Эх, МакКорин, развеселил ты меня. Ступай теперь, нам с генералом посоветоваться надобно!

— Слушаюсь, сэр! — капитан, майор испеченный, откланялся церемонно. Напоследок Петр крикнул:

— Может продашь коня-то?

— Х-ха! — хмыкнул МакКорин и удалился, бормоча себе под нос:

Пусть ядра грохочут, гремит канонада,

Вы смерти не бойтесь. Вам слава — награда

Исполним же долг свой, добудем победу

Святой нашей вере и славному шведу.

— Хорош! — провожая взглядом шотландца сказал Петр. — Токмо скажи ему Патрик, пусть забудет песни о славных шведах. Нынче должно наше время придти. Нашей славы. — Замолчал, обдумывая с чего начать.

— Хочешь, я скажу, сэр Питер? — выцветшие, все в мелких морщинках век, голубые глаза генерала смотрели прямо.

— Говори, Патрик! — мотнул головой.

— Казни стрелецкие это конец и войску стрелецкому. Новую армию создавать тебе надобно, сэр Питер. Ты начал это. Есть уже полки солдатские. Но их мало. Строя не знают, тактики не ведают. С любой европейской армией совладать не смогут. Побьют тебя! Ведь о шведах говорил здесь?

— О них! Выхода хочу к морю Балтийскому, что шведы держат. Вернуть земли былые, еще новгородцам принадлежавшие. К Черному Россия пробилась. Пусть через Азов, но одной ногой встали. Даст Бог и другой встанем. А Балтийские земли мне во как нужны — рукой по горлу провел. — Торговать хочу! Хочу в Европу превратить Русь Московскую. Выдерну за волосья, — кулак сжал, показывая, — вытащу из трясины вековой мракобесия! Бороды остригу всем. Одним попам носить дозволю. Кафтаны обрежу. На иноземный манер ходить будут. Учиться будем. У тех же шведов. И воевать с ними. Пусть побьют вначале, за одного битого, двух небитых дают. А без моря Балтийского не бывать России. — загорелись глаза у Петра, — Флот построим. В Воронеже, в Архангельске. Ты, Лефорт, Головин, Шереметьев, Матвеев. Апраксины, я. Капитана, тьфу, маеора, земляка твоего в строй поставим. Всех! Всю Россию перетряхнем, отстроим заново. — Петр вскочил нетерпеливо. По горнице забегал. — Школы учредим. Наукам обучать станем. Недорослей дворянских загоним в них. В другие страны учиться отправим. Пока выучим своих, иноземцы честные, вроде тебя с Лефортом послужат. А потом и своих вырастим, выучим. Офицеры будут. Слуги государевы! А кто не захочет, — блеснул бешено глазами черными, — силой принуждать буду. Дворян не наберем, из подлого сословия людей допущу. За храбрость, смекалку, за ум в офицеры производить буду. Дворянство дам! Вот так, Патрик! — опять за стол опустился.