Книга Жюльетта - Луиза де Вильморен

Это был человек с сердцем, и сердце его было привязано к имени «Жюльетта». Жизнь, которая была так к нему щедра, никогда не преподносила ему уроков и не наносила ран его самолюбию, и ему было больно сознавать, что в его годы его план женитьбы, который только что разлетелся в прах, как оказалось, зиждился не на отваге, а на безрассудстве. Хотя было уже очень поздно, его первой мыслью, когда он садился в машину, было поехать провести часок у г-жи Фасибе, но тут же вспомнил, что именно сегодня она уехала к своему другу, который вызывал у него антипатию, и, грустный, вернулся к себе домой.

После того как князь д’Альпен уехал, г-жа Валандор долго жаловалась своей горничной, а поскольку ей нравилось, чтобы ее жалели, то больше она говорила не о дочери, а о тех страданиях, которые та ей доставляет. Однако знание характера Жюльетты несколько умеряло ее беспокойство. Не обладая способностью одновременно думать и говорить, она помолчала минуту, чтобы подумать, и затем произнесла:

— Жюльетта убежала, чтобы не встречаться с князем, она спряталась от него, как спряталась бы от какого-нибудь кредитора. Так всегда ведут себя слабые люди: вместо того чтобы пытаться загладить свою вину, они готовы от стыда провалиться сквозь землю вместе с этой виной, они предпочитают исчезнуть, умереть, только чтобы ничего не объяснять. Жюльетта спряталась, это не вызывает сомнения, и специально оставила свою сумочку, но у нее наверняка есть деньги в кармане, меня она не проведет, я для этого слишком хорошо ее знаю. — Верная своим привычкам, она уже приготовилась было провести параллель между Жюльеттой и ее умершим отцом, как раздался звонок в дверь и прервал ее размышления.

— Кто-то звонит в дверь, — заметила горничная.

— Это Жюльетта, это Жюльетта, это Жюльетта, я узнаю ее манеру звонить из тысячи. Жозефина, поди открой, у меня даже отнялись ноги.

Когда Жозефина сообщила ей, что с ней желают поговорить каких-то два господина, г-жа Валандор притворилась, что находится в полуобморочном состоянии.

— Два господина? Поговорить со мной? В такой поздний час? Кто они?

— Судя по их лицам, какие-то незнакомые, — ответила Жозефина, — но я могу ошибиться.

— Может, это грабители? Где они? — воскликнула г-жа Валандор и побежала в прихожую, где чуть было не столкнулась с двумя улыбающимися господами.

— Кто вы? — спросила она.

Они представились, и, постепенно начиная понимать, что один из них журналист, а другой фотограф, она пригласила их в гостиную и попросила сесть. В ореоле огромных букетов, присланных князем, окруженная их благоуханием, г-жа Валандор отвечала на вопросы журналиста, в то время как фотограф снимал ее.

Этих господ захватил рассказ об исчезновении Жюльетты. Г-жа Валандор не допускала возможность побега или похищения, но при словах о самоубийстве или несчастном случае из ее груди вырвался громкий крик. Она не упомянула имени князя д’Альпена, воздержалась что-либо сообщать о помолвке и расторжении последней, но описала красоту своей дочери, отметив, что это даже нечто иное, чем просто красота, рассказала о ее уме, объяснив, что это нечто иное, чем ум, о ее характере, присовокупив, что это нечто иное, чем характер, о ее обаянии, добавив, что это слово здесь не подходит, в результате чего оба господина сделали вывод, что из всех существующих человеческих достоинств эта девушка обладает лишь чем-то иным.

Полные восхищения и признательности, они ушли очень поздно, так что г-жа Валандор, утратившая от всех этих треволнений ощущение времени, заснула лишь на рассвете — в то самое время, когда Ландрекур закрывал за собой дверь затерянного в далекой провинции дома под ивами. Неся чемоданы, он направился к машине и в этот момент услышал звук открывающегося окна. Подняв глаза, он увидел появившуюся в окне Жюльетту.

— Пока вы не уехали, — крикнула она, — скажите мне, пожалуйста, который сейчас час.

— Шесть часов. Заведите настенные часы в вашей комнате и поставьте стрелку ровно на шесть. У вас еще достаточно времени, чтобы отдохнуть.

— О! Я больше не усну.

— Почему же? Вам страшно быть одной в доме?

— Нет, сегодня я ничего не боюсь, кроме как опоздать на поезд.

Он успокоил ее, они обменялись еще несколькими словами благодарности, пожеланиями счастливого пути, и он уехал, даже не посмотрев, помахала ли она ему на прощание рукой.

Жюльетта завела часы и растянулась на постели. В этой чужой обстановке она чувствовала себя уютно. От мыслей, в которых собственно размышления переплетались с мечтами, у нее постепенно возникло ощущение блаженной усталости, очарование которого должно было бы прервать движение стрелок, отмечающих время, но она не обращала на них внимания и, лежа с широко раскрытыми глазами, улыбалась возникающим в ее воображении улыбающимся ей образам.

Часов в девять она протянула руку, взяла на столике у изголовья листок бумаги, на котором Ландрекур написал номер телефона своего гаража, посмотрела на него, затем не спеша разорвала, дунула на мелкие клочки бумаги, упавшие и рассыпавшиеся по одеялу, натянула одеяло до самых ушей и тотчас уснула.

Утро уже переходило в полдень, когда Жюльетта, совершив свой туалет, спустилась на первый этаж с ключом от кухни в руке. Там было сумрачно и прохладно. Она вошла в ту большую гостиную, которая ей так понравилась накануне, раздвинула шторы и посмотрела наружу через главное окно, которое оказалось стеклянной дверью. С этой стороны дом выходил на луг, на котором росли огромные, одиноко стоящие дубы и несколько кустов бузины. Вдали холмы, подернутые дымкой тумана, казались прозрачными. До сих пор Жюльетта жила только в больших городах да еще в курортных местечках на берегу моря. Поэтому тут у нее появилось чувство одиночества, причем возникло оно не от внутреннего состояния ее души, а от созерцания этого сельского пейзажа и от той удивительной тишины, которая была ей до сих пор незнакома. Охваченная внезапным беспокойством, она отошла от окна и повернулась лицом к гостиной, которая сохраняла прежнее таинственное очарование, сумрачность и нечто похожее на сосредоточенность даже при ярком свете дня. Печенье и бутылка малаги по-прежнему находились на табурете около камина. Жюльетта подошла, выпила немного вина, съела все печенье и унесла поднос в буфетную, шкафы которой Ландрекур в утренней рассеянности и спешке забыл закрыть. Этот дом, подобно большинству сельских домов, был оснащен, словно готовый к долгому плаванию корабль. Жюльетта, которой уже сильно хотелось есть и которая рассчитывала в лучшем случае на фрукты и вареные овощи, при виде заготовленных припасов обрадовалась и улыбнулась своему будущему. Она растопила плиту, приготовила обед и поела тут же, на кухонном столе, затем сварила кофе, выпила его и отправилась осматривать дом. Она подолгу задерживалась в каждой комнате, с интересом рассматривала каждую вещь, иногда переставляя что-нибудь, либо для того, чтобы подчеркнуть значимость предмета, либо желая разлучить его с окружавшей его тайной. Тут не было ничего, что бы ей не нравилось, но больше всего ей пришлись по душе гостиная и библиотека, сообщавшаяся с одной стороны с прихожей, а с другой — с гостиной. Это была расположенная в конце дома комната, вытянутая, с тремя окнами, выходившими на огород и обрамлявшую этот огород каменную стенку. Сумрачный свет, проникавший сквозь эти обращенные к северу окна, казалось, оставался по ту сторону стекол и только заглядывал внутрь библиотеки, почти не освещая ее. Здесь на двух опорах из красного дерева стояли большие глобусы в медных клетках, похожие на потухшие, уменьшенные до скромных размеров небесные светила, на поверхности которых еще сохранились дороги, моря и города, где есть жизнь, жизнь, проводящая своих пассажиров через времена года. Пролистав множество книг и совершив прогулку, Жюльетта, которая в этот вырванный из времени день шла от одного удивительного открытия к другому, вдруг обнаружила, что уже наступил вечер. Тогда она решила организовать себе пикник, наполнила небольшую корзину провизией и, повесив ее на руку, отправилась на природу. Она ни разу не вспомнила о Ландрекуре и теперь, ужиная под деревьями, принадлежавшими этому хлебосольному хозяину, помимо собственной воли, думала не о нем, а о г-же Валандор и о той тревоге, которую должно было вызвать в ней ее исчезновение. Жюльетта хотела бы успокоить ее, не раскрывая, однако, где находится ее убежище. «Если я доверюсь ей, она приедет сюда вместе с Эктором, — говорила она себе. — Они все мне простят, но их волнение и слезы тронут мое сердце, и тогда я пропала. Притворюсь-ка я лучше мертвой. Ведь если бы я действительно умерла, они бы это уже знали».