Книга Сентиментальный убийца - Марина Серова

Если же присовокупить сюда трехлетнюю стажировку в элитном спецотряде «Сигма», пребывание в котором было тяжелейшим испытанием даже после «ворошиловки», то в тот же перечень можно включить профессии каскадера, телохранителя, тренера по ряду единоборств, а равно и профессионального снайпера, легкоатлета и автогонщика.

И все это с массой эзотерических примочек и технологий под расхожим ярлыком «секрет фирмы».

— Мы достаточно хорошо изучили вашу личную биографию и удостоверились в том, что ваша профессиональная репутация безукоризненна, — солидным, хорошо поставленным баритоном выговорил Иосиф Соломонович. — Я знаю несколько случаев, когда вам предлагали большие деньги за, скажем так, сознательные проколы в вашей работе, в результате которых ваш клиент должен был загреметь к праотцам. И вы отказывались. Что ж… Нам хотелось бы обсудить условия вашей работы на нас и размер вашего гонорара в случае, если вы примете ваше предложение.

И, совершенно справедливо истолковав причины моего молчания, добавил:

— Возможно, я не совсем верно выразился. Мы обсудим условия вашей работы и сумму вашего гонорара, а потом вы сообщите ваше решение. Я надеюсь, что вы примете его в нашу пользу, несмотря на то что ваши политические взгляды не соответствуют нашей платформе. Впрочем, для серьезных людей это вовсе не камень преткновения. Политические взгляды — субстанция скользкая и обтекаемая.

«Вот это деловой человек, — подумала я. — Выступает по сути проблемы, без всяких разглагольствований в пользу бедных и ссылок на выверты свирепой супруги. Все сугубо конкретно. Бьюсь об заклад, что у него ровно столько же прокоммунистических убеждений, сколько и у меня. То есть нет вообще».

— Вы должны будете постоянно находиться при Геннадии Ивановиче, — проговорил Блюменталь. — Срок вашей работы исчисляется десятью днями: до выборов двадцать шестого марта. Максимум — двенадцать. До подведения окончательных итогов выборов.

— Постоянно находиться при Геннадии Ивановиче — это означает: круглосуточно?

— Да.

— И каков же будет мой гонорар?

— Я примерно знаком с вашими расценками, — сказал Блюменталь. — Но, принимая во внимание особую важность и значимость этих десяти дней и то, что вчера вы предотвратили катастрофу, мы готовы заплатить вам больше, чем вы обычно запрашиваете.

Турунтаев с готовностью кивнул и проговорил:

— Скажем, как вы относитесь к… м-м-м… — И назвал сумму, которая в самом деле довольно существенно превышала мои обычные ставки.

Я на несколько секунд задумалась — вернее, сделала вид, что задумалась, потому что деньги в самом деле были очень приличными, — а потом произнесла:

— Я думаю, что мы вполне можем договориться.

Блюменталь сдержанно кивнул, а Турунтаев довольно ухмыльнулся и проговорил:

— К исполнению обязанностей можете приступать хоть с данной секунды. Если вам нужен аванс, то Иосиф Соломонович распорядится выдать его.

— Благодарю, не откажусь, — сказала я.

— Да кто же в наше время отказывается от денег, — хитро подмигнул мне Турунтаев, — даже когда возлагает на себя исполнение важного партийного поручения…

— Простите?

— Я говорю, что…

— Геннадий Иванович, — укоризненно перебил его Блюменталь и покачал головой. Это мне напомнило сакраментальное: «Семе-е-ен Семе-еныч!»

— Ах да, — спохватился тот. — Кажется, я немного отвлекся. Теперь, когда вы дали согласие работать на меня, осталось только подписать несколько документов.

— Каких же именно? Договор?

— О, все как обычно. Вероятно, вам уже приходилось подписывать такие рабочие соглашения.

— Ну конечно, — согласилась я и, наскоро просмотрев представленные мне Блюменталем документы, поставила свою подпись.

— А теперь еще один небольшой пункт.

— Что? — Я подняла голову от бумаг и пристально посмотрела на непроницаемое смуглое лицо Иосифа Соломоновича, в его холодные, тускло поблескивающие темные глаза. — Какой пункт?

— Вот, — он извлек из папки еще один лист бумаги и протянул мне.

Я взглянула и подняла брови:

— Подписка о неразглашении? Серьезный подход, Иосиф Соломонович. Как в соответствующих госструктурах.

Тот пожал плечами:

— Просто во время вашей работы с Геннадием Ивановичем вы можете увидеть и услышать многое из того, что не хотелось бы делать секретом Полишинеля. Вы меня понимаете?

— Вполне! — помпезно заявила я. — Конечно, секреты и методы небожителей — это как амброзия древнегреческих богов, которая согласно мифу могла убить на месте отведавшего ее смертного.

На губах Блюменталя появилась слабая улыбка, а Геннадий Иванович проговорил:

— Вы умеете выражаться образно, Евгения Максимовна.

Глава 4 Дом по соседству

— Как вам понравился Блюменталь?

Я повернулась к хитро ухмыляющемуся Турунтаеву и произнесла:

— О таком человеке, как он, сложно составить мнение за те жалкие несколько минут, пока я его видела.

— Это не ответ.

— Я могу сказать, что он очень скрытный человек. Вы никогда не обращали внимания, Геннадий Иванович, на то, какой у него взгляд?

— Н-нет. Взгляд как взгляд. А что?

— Дело в том, что он очень редко смотрит в глаза собеседнику. А если смотрит, то это напоминает рентгеновский снимок — мгновенно и пронизывающе.

Геннадий Иванович почесал за ухом и посмотрел в массивный затылок охранника на переднем сиденье автомобиля, а потом зачем-то щелкнул по лысине шофера, солидного мужчины средних лет, и проговорил:

— Да, Иосиф Соломонович очень своеобразный человек. Я работаю с ним уже несколько лет, но тем не менее еще до конца не понял, каким образом ему удается так блестяще достигать поставленных целей.

— Простите, а куда мы едем? — уточнила я. — На ваш завод или, быть может…

— Какой завод! — замахал руками Геннадий Иванович. — Мы едем в мой дом обедать.

Я недоуменно подняла брови.

— Геннадий Иванович… быть может, я чего-то недопонимаю, но ведь вы только что в клубе… с Блюменталем…

— Э-э-э, нет! — перебил кандидат в губернаторы. — Это было так… немного закусить перед обеденной трапезой. А обедать я всегда езжу домой. Конечно, если не нахожусь в другом городе.

Я замолчала. Но ненадолго. Когда автомобиль Турунтаева — а это на сей раз была простая черная «Волга», точно такая же, как та, что заезжала сегодня за мной, — въехал в прекрасно знакомый мне двор, я зашевелилась, недоуменно огляделась по сторонам и произнесла:

— Простите, Геннадий Иванович… вы упомянули, что мы едем домой. Но вы не уточнили, к кому именно домой мы направляемся.