Книга Пять лет повиновения - Бернис Рубенс

— Вы не хотели бы присоединиться? Тут картинки….

Все его лицо, начиная с низкого лба и заканчивая едва очерченным подбородком, составляло неприятную ухмылку. В уголках рта белели слюни. Он протянул ей открытую книгу, как бы приглашая заглянуть в нее, там между страниц он придерживал пальцами открытку. Испугалась. Накатившая волна возбуждения захлестнула и понесла ее, ноги дрожали. Это грех, она точно знала, но соблазн взглянуть на открытку был почти непреодолим. Старалась не смотреть на нее, перед глазами плыла все та же отталкивающая ухмылка. Повторив про себя приказ дневника, она сказала:

— Нет. Совершенно не хочу.

Она почти бежала от него, ей было жутко и страшно. Выскочила на улицу, не зная, куда идти и что делать. Домой нельзя — это было равносильно неповиновению воле дневника. Без четверти час. Ясно, что Брайан чем-то занят. Может быть, он заболел и не смог сообщить ей об этом? Эти мысли почти вернули пошатнувшуюся утреннюю решимость, и она уже готова была навестить его, ухаживать за ним и опекать его, ограждая от постоянных, назойливых требований старой матери. Открыла сумку и прочитала адрес. Он жил совсем недалеко отсюда, автобус как раз шел в том направлении. Да, она поедет к нему и выяснит, что случилось. Сама не заметила, как оказалась на автобусной остановке. Ей совершенно не приходило в голову, что ее неожиданное появление может быть нежелательно. Кроме того, она ни на секунду не забывала о невыполненном приказе, и все, что могло хоть как-то способствовать его исполнению, казалось ей правильным.

Улица Ромилли, где жил Брайан, была довольно длинной, по местным меркам — центральной, и мисс Хоукинс внимательно следила за нумерацией домов, чтобы не пропустить нужный ей 147-й. Проехала супермаркет, растянувшийся на целый квартал, началу его соответствовал 55-й номер. Должно быть, следующая остановка — ближайшая к дому Брайана. Автобус уже притормаживал. Показался дом под номером 93. Еще немного нужно пройти пешком. Торопилась. Надо действовать на авось… Она просто постучит в дверь, а дальше будет видно.

У дверей дома увидела небольшую группу людей. Они ждали чего-то. У обочины стоял катафалк. Остановилась. В голове все перепуталось: сначала Брайан дал ей свою визитку, потом он заболел или произошел несчастный случай. Теперь — его неожиданная смерть. Из дома вывели пожилую даму, очевидно мать. Непрошеная горячая слеза обожгла напудренную щеку мисс Хоукинс и напомнила ей, что она не плакала уже много лет. Бедная Моррис до сих пор была единственным свидетелем ее слез. Да и то мертвым свидетелем. Тыльной стороной ладони резко смахнула со щеки жалящую каплю: еще будет время для оплакивания. Все было безнадежно. Теперь абсолютно ясно: она не отметит победной галочкой приказ дневника, и это ее огорчало больше всего. Может, она еще успела бы ворваться в дом и увидеть его лицо прежде, чем закроется крышка гроба. Но гроб — это не библиотека, где им было предписано встретиться. Она, наверное, даже могла бы поцеловать его остывшие губы, но ведь он будет совершенно безучастен. Все было против нее, и уже не оставалось ни малейшей надежды даже на частичное исполнение приказа. А что если стереть эту строчку, забыть о ней навсегда, как будто ничего подобного и не было никогда?

Старуху подвели к обочине. Там она стояла вся в слезах, пока четверо мужчин с делаными скорбными лицами выносили гроб. Потом мать усадили на заднее сиденье катафалка между двумя женщинами. Машина медленно тронулась, другая подъехала к воротам. Кто-то из стоявших рядом людей взял мисс Хоукинс за руку, приняв ее за знакомую усопшего, и повел к машине. Может, стоило извиниться за несоответствовавший моменту вид, но, казалось, никто не обратил на это внимания. Села, зажавшись в углу, на обитое черным сиденье, освобождая место для тех, кто сегодня имел больше прав на слезы. Правда, она почему-то чувствовала, что ни один из скорбящих не любил его, как она, и слезы ручьем хлынули по ее щекам. В машине все молчали. Каждый сидел с отсутствующим взглядом, мало похожим на горестный, и думал о чем-то своем. Кто-то даже улыбался. У нее внутри все закипало от праведного гнева: как бы она хотела выкинуть их всех отсюда!

Начинался дождь. Хоть что-то соответствовало печали похорон. Мисс Хоукинс помнила, что в тот день, когда не стало Моррис, тоже шел дождь. Она и сейчас все еще слышала стук капель в окно туалетной комнаты, уже вычищенной и продезинфицированной. Дождь стучал и стучал о том, что ужасная тайна все еще там, внутри. Дождь не прекращался потом еще долго. Тогда в приюте не было ни гроба, ни катафалка, ни другой какой-нибудь черной машины. Матрона же сразу сказала: все, что произошло ночью, было лишь ужасным кошмаром. Для чего же тогда катафалк? Но мисс Хоукинс больше никогда не видела Моррис, а спрашивать было незачем: и так сердцем чувствовала, куда она ушла. Знала, что матрона, как злой колдун, прогнала ее прочь или съела, чтобы уничтожить свидетельства своей жестокости.

Сейчас она угрюмо сидела в глубине черной машины, скрестив ноги. С нараставшей яростью терла колено о колено, пытаясь заглушить гнев души физической болью. Матроне сейчас было бы около восьмидесяти. Если она все еще жива, с какой радостью мисс Хоукинс сжала бы руки вокруг морщинистой шеи и отправила бы мучительницу в вечность. Залитое слезами лицо вдруг озарила счастливая улыбка.

Магазины и дома закончились; они были уже за городом. Сквозь стекло по левую сторону дороги виднелся вход на кладбище. За высокой оградой возвышались мраморные головы ангелов. Автобус въехал в открытые кованые ворота.

— Мы уже на месте, — сказал кто-то, хотя это и так было понятно. Глухая тишина была прервана.

Машину потряхивало на крутых поворотах, и пассажиры раскачивались из стороны в сторону. Мисс Хоукинс даже нравились резкие неожиданные толчки, сопровождавшиеся прикосновениями с сидящим рядом. На одном из виражей ее сосед чуть шире расставил ноги, она последовала его примеру. Теперь каждый новый толчок неотвратимо приближал их друг к другу, все ближе и ближе. Когда автобус остановился, ноги их были переплетены.

Водителю совсем не хотелось вылезать под дождь, и он раздраженно фыркал у двери, стремясь поскорее всех выпроводить. Как только последний человек вышел, он вернулся к себе на водительское место и стал смотреть в окно, где черный траурный день сменился серым. Потом, когда все наконец подошли к вырытой могиле, шофер закурил сигарету и открыл журнал комиксов, припрятанный под сиденьем.

Мисс Хоукинс кружила вокруг могилы. Остановилась. Попутчик по автобусу стоял у нее за спиной. Ее колени все еще подрагивали от недавних прикосновений его черных саржевых брюк. В автобусе она даже не взглянула на него. Их случайная встреча вовсе не требовала непременного знакомства, скорее наоборот, излишняя фамильярность могла разрушить хрупкую связь. Она знала, что не будет смотреть ему в лицо, но пойдет за ним обратно в машину, и на крутых поворотах на пути домой они продолжат анонимный роман.

Все еще моросило. Звук дождя заглушал голос священника, плывший и тонувший где-то над головами присутствующих. До нее доносились лишь обрывки фраз: «наш возлюбленный брат», «пыль», «пепел». Впереди, в просветах между ногами, увидела, как начали опускать гроб. Пожилая женщина, сопровождаемая свитой, подошла к яме и слабой рукой кинула туда несколько горстей земли. Комья глухо ударились о доски закрытого гроба. Остальные последовали ее примеру. Все было кончено. Процессия медленно двинулась к машине.