Книга С корабля на бал - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Адам Ефимович, я думаю, вы понимаете, что сейчас я говорю с вами не как частное лицо, как было раньше, когда я посещала этот дом и встречала тут вас. Я, как юрисконсульт губернатора, от его имени хотела бы задать вам несколько вопросов, неофициальных, разумеется, мы ведь не следственные органы, но тем не менее… интерес губернатора…
— Да, я понимаю. Я вас внимательно слушаю, Юлия Сергеевна.
…Конечно, ничего подобного губернатор мне не поручал. Но, как я уже упоминала, я имела карт-бланш на действия в интересах своего отдела. Совет безопасности области подтвердил это право.
— Мне хотелось бы знать ваше личное мнение касательно смерти Бориса Евгеньевича. Все-таки мнение человека, фактически унаследующего все, что осталось после покойного, которому будет доверено опекунство над детьми Гроссмана, немаловажно.
Лицо Свирского отвердело.
— Я хотел бы воздержаться от комментариев хотя бы до похорон Бориса. Мое мнение вовсе не так уж важно. Гораздо более существенно мнение следствия, которое, кажется, опять намерено разводить руками и говорить: «Ну надо же, а? Как это почтенному господину киллеру это удалось?»
— Если не ошибаюсь, это именно ваша фирма финансирует гимназию.
— Совершенно верно. Все платежи идут через «Гросс-банк». И будут идти, смею вас заверить.
— То есть кадровый вопрос тоже в вашем ведении?
— Простите?
— Я имею в виду, что вы можете влиять на подбор штата гимназии. На должности преподавателей, администраторов, охранников.
Свирский кивнул:
— Если это необходимо, то — да. Но я предпочитаю не вмешиваться в эту сферу. Мое непосредственное дело — финансовое обеспечение.
— Хорошо. Борис Евгеньевич никогда не говорил вам о том, что ему угрожают? Ведь вы близкие люди.
Адам Ефимович широко улыбнулся и развел руками:
— У меня часто создавалось впечатление, что он с большей охотой поведал бы о своих проблемах вам, чем мне. А со мной он говорил только о делах. Насчет угроз… я сомневаюсь, что он стал бы мне говорить, если что-то и было. А вот вам… он всегда к вам хорошо относился. Грешен, но какое-то время я думал, что он собирается на вас жениться. А почему бы мне и не думать так, если вы несколько раз бывали вместе в клубах и на приемах?
— Никто и не упрекает вас за такие мысли. Возможно, многие такое предполагали.
— Значит, таких намерений не было?
— Да нет. А теперь, если позволите, Адам Ефимович, еще пара вопросов, и все.
Застрекотал мобильник Свирского. Тот поморщился, глянул на часы, отрывисто проговорил в телефон: «Перезвоните через пять минут!» — и сказал:
— Да, пожалуйста. Но только быстрее.
— Вы не боитесь за себя?
— Почему я должен бояться? Каждый крупный бизнесмен должен заботиться о своей безопасности, но бояться — это излишне. Это мешает сосредоточиться на деле.
— Наверно, именно из этих здравых соображений вы велели удвоить свою охрану.
Лоб Свирского пересекла глубокая складка.
— Откуда вы это взяли? — резко спросил он.
Я повела плечом и ответила:
— Это совсем несложно. А теперь разрешите мне последний вопрос: когда вы узнали о том, что Борис Евгеньевич дал Кате согласие на то, что он посетит вечер в ее гимназии?
Свирский нахмурился и резким движением поднес руку с часами к глазам и сказал:
— У меня нет времени. Вас проводят до выхода. Всего хорошего, Юлия Сергеевна.
— Мой вопрос ставит вас в тупик, Адам Ефимович? — Я немного повысила голос.
— Не ставит, — немедленно ответил он. — Я вообще не знал, поедет он на этот вечер или нет.
— Просто все дело в том, что человек, убивший Бориса Евгеньевича, равно как и тот, кто заказал Гроссмана, прекрасно знали о том, что банкир поедет на вечер. Знали совершенно точно и сами имели законное право на вечере находиться. Вот так.
Свирский посмотрел на меня, кажется, без особого восхищения, раздул ноздри и, повернувшись на каблуках, вышел из кабинета. И тотчас же вошел рослый парень в черном костюме — чтобы проводить меня до выхода, как и говорил Адам Ефимович Свирский…
Пашины прогнозы в определенной степени оправдались. Но только в определенной степени.
Я хорошо подготовилась к трудоустройству в гимназию: темно-каштановый парик-каре, искусный макияж, линзы, меняющие цвет глаз, и очки в изящной оправе.
Одежду подобрала скромную, неброскую, строгую: светлую блузку, серый костюм, подчеркивающий достоинства моей фигуры, темные туфли на девятисантиметровых каблуках.
После того как я закончила экипирование, макияж и прочие процессы перепрофилирования юрисконсульта Юлии Сергеевны Максимовой в преподавательницу английского и немецкого языков Елену Владимировну Сладкову, — я отошла от зеркала на два метра и окинула себя взглядом.
Я осталась довольна.
На меня смотрела молодая женщина лет двадцати пяти, интеллигентная, несколько скованная, но тем не менее знающая себе цену.
И, главное, эта женщина нисколько не напоминала мне мое природное обличье.
Думаю, Адам Ефимович Свирский никогда в жизни не признал бы в этой претендентке на преподавательское место в содержащейся на его деньги гимназии — дерзкого юрисконсульта тарасовского губернатора.
Отдел кадров второй гимназии, а также четырнадцатого лицея, пятой гимназии и математической школы номер тридцать три, был расположен в массивном здании по соседству со второй гимназией, напичканном разнокалиберными офисами фирм всех сортов и направлений.
Весь этаж, на котором находился отдел кадров, был арендован «Фондом финансового обеспечения и кредитования общеобразовательных программ Тарасовской губернии».
Фонд содержался на деньги фирмы «Адамант» и, следовательно, контролировался Свирским.
Первый разговор, затеянный мной в отделе кадров, оказался самым неудачным из череды последовавших за ним бесед, в результате которых я все-таки добилась того, за чем пришла.
Этот первый разговор состоялся с монументальной секретаршей, которая сидела за дорогущим компьютером и тупо раскладывала на нем пасьянс.
У меня всегда вызывает раздражение то, как иногда используют современную оргтехнику. Лучше бы вязали крючком, что ли.
Я не успела и рта открыть, как кариатида подняла свою толстую физиономию от экрана монитора и внушительно произнесла:
— Вы к Сергею Сергеевичу насчет работы? Его нет. Он занят.
Из соседней комнаты на меня сонно воззрились два растрепанных служащих, вероятно, только что пробудившихся от приятной дремоты.