Книга Ароматы кофе - Энтони Капелла

— Мешок таких зерен все равно что мешок сокровищ.

— Вы позволите?

Я скользнул рукой внутрь вслед за ней. И испытал нечто необыкновенное: на глазах моя кисть потонула, как в жидкости, в зернах, хотя те были сухие и легкие, бесплотные, как мякина. Густой, горьковатый аромат наполнил ноздри. Я погрузил руку глубже, и в скользко-маслянистой глуби зерен рука как будто встретила что-то иное — мгновенное, легкое касание ее сухих пальцев.

— Ваш мистер Линкер — большой оригинал, — заметил я.

— Он гений, — тихо сказала секретарь.

— Как кофейный деятель?

Будто невзначай я легонько скользнул большим пальцем вокруг ее запястья. Она напряглась, убрала руку. Но только и всего. Интуиция меня не обманула: было в ней какое-то забавное ехидство или, вернее сказать, внутреннее достоинство: эта женщина была не из тех, кто опустится до вульгарного жеманства.

— Он гений, — повторила она. — Он хочет изменить этот мир.

— Своими безалкогольными барами?

Должно быть, это прозвучало несколько насмешливо, потому что она бросила резко:

— Отчасти, если угодно, да.

Словно влекомая неведомым чувственным притяжением она снова погрузила руку в кофе, глядя, как зерна просыпаются между пальцами, темные, как бусины черного дерева или гагата.

— Чем же кроме? — вставил я.

Она взглянула холодно:

— По-вашему, он нелеп.

Я покачал головой:

— По-моему, он заблуждается. Рабочий ни за что не променяет джин на «арабику».

Она повела плечом:

— Возможно.

— Вы так не думаете?

Вместо ответа она зачерпнула очередную пригоршню зерен, и, водя рукой из стороны в сторону, дала им медленно сочиться между пальцев. И тут я понял, что именно напоминает мне этот полутемный, мрачный склад. Навязчивый запах кофе походил на запах ладана, а этот скудный, пыльный свет был сродни мраку внутри громадного собора.

— Это не просто зерна, мистер Уоллис, — сказала она, не отрывая взгляда от перекатывающихся черных капель. — Это семена… это семена новой цивилизации.

Она подняла голову. Я вслед за ней перевел взгляд на окно, выходящее из кабинета Пинкера на склад. За стеклом, глядя прямо на нас, стоял торговец кофе.

— Он — великий человек, — сказала она просто. — Ко всему прочему он мой отец.

Вынув руку из мешка и тщательно вытирая ее платком, она направилась к жаровням.

Я нагнал ее:

— Мисс Линкер! Позвольте мне перед вами извиниться… я не имел намерения… если я задел…

— Извиняться вам следовало бы исключительно перед ним.

— Но ведь ваш отец моих слов не слышал.

— Ну, и от меня он их не узнает, если вы не проговоритесь.

— Но я должен извинится за… — Я запнулся. — За свое поведение в отношении вас, оно было вряд ли уместно по отношению к такой особе, как вы.

— О чем вы? — невинно подняла брови мисс Пинкер.

Повергнутый в замешательство, я молчал.

— Надеюсь, мистер Уоллис, — сказала она, — вы не станете выказывать мне предпочтения в сравнении с другими служащими моего отца.

Отпор или поощрение к действию? Если последнее, то тщательно завуалированное. С минуту она выдерживала мой взгляд:

— И вы, и я здесь на службе, не так ли? Всякие личные чувства следует отмести. «Утром сей семя свое, и вечером не удержи руки своей». Экклезиаст.

Я склонил голову:

— Несомненно. Тогда я буду ждать вечера, мисс Пинкер.

— А я утра, мистер Уоллис.

Я покинул склад равно в приподнятом и одновременно в озадаченном настроении. С одной стороны, мне, похоже, выпала выгодная служба. С другой, встрепенулся под тканью брюк готовый к подъему член, как итог флирта с прелестной Эмили Пинкер. Я нанял лодочника до Набережной, затем пересек Стрэнд и направился к Веллингтон-стрит. Там располагалось несколько дешевых веселых заведений, которые я частенько до этого посещал: все относительно приличного свойства. Но нынче ночью предстоял пир: мне был обещан аванс в тридцать фунтов.

Попутно заскочив в таверну «Савой» лишь ради порции мясного пудинга, я вошел в самый шикарный бордель в доме номер 18. На первом этаже за тяжелыми портьерами находилась обитая красным дамастом приемная зала, в которой полдюжины наипрелестнейших крошек Лондона возлежали в своих неглиже на пухлых диванах. Но какую же выбрать? Одна с роскошными рыжими локонами; другая сильно напудренным лицом похожа на марионетку. Были еще и крепкая рослая красотка-немка, и смуглая кокетка-француженка. И многие другие.

Я выбрал ту, длинные изысканные пальцы которой напомнили мне мисс Эмили Пинкер.

Глава седьмая

Пинкер поднимает глаза: в кабинет входит дочь, чтобы убрать чашки и кувшины, загромождающие письменный стол.

— Ну что? — произносит он мягко. — Как тебе, Эмили, наш эстет?

Она берет салфетку, промокает пятна жидкости на поверхности полированного красного дерева, потом произносит:

— Он все-таки не совсем то, чего я ждала.

— В каком смысле?

— Прежде всего, он моложе. И слишком любит себя.

— Верно, — соглашается Пинкер. — Но по некотором размышлении я счел, что это, может, не так уж плохо. Человек постарше, не исключено, сильней дорожил бы своим мнением. Этот, надеюсь, не так прыток, чтобы сбежать, прихватив твою идею.

— Едва ли это моя идея… — вставляет дочь.

— Ну, Эмили, не скромничай. Раз тебе предстоит работать с мистером Уоллисом, то, подозреваю, такую роскошь ты вряд ли сможешь себе позволить. Разумеется, идея твоя, и она останется твоей. — Линкер вертит авторучку между пальцами. — Думаю, он этого не уловил, — ты обратила внимание, когда я сказал, что учредитель — Линкер, ведь он решил, что это я.

— И не без оснований, не так ли? Тем более, в тот момент он не подозревал, что я твоя дочь.

— Возможно, — Линкер смотрит, как она ставит посуду на поднос. — Ты ему скажешь? Про то, что Определитель — твое детище?

Эмили составила чашки стопкой.

— Нет, — говорит она после некоторого молчания.

— Почему?

— Мне кажется, что на этом этапе, чем меньше он будет знать о наших планах, тем лучше. Если расскажу, он, возможно, захочет узнать подробней, для чего задуман наш Определитель. И все, что мы расскажем, может попасть к нашим конкурентам. Даже, возможно, к Хоуэллу.

— Ты, как всегда, очень мудра, Эмили. — Отец поворачивает голову, наблюдает, как биржевой аппарат, запинаясь, клюет по бесконечно тянущейся ленте. — Что ж, будем надеяться, что для нашего дела он подойдет.