Книга Русская феминистка - Маша Царева

Всю эту роскошь оплачивал биологический отец ее ребенка, произнося имя которого – Иван Иванович, она почтительно понижала голос. Он никогда не навещал ее сам – боялся огласки, потому что был давно и прочно женат. Но каждый день присылал водителя – широкоплечего простодушного блондина, который приносил то свежий гранатовый сок, то пресную индюшачью грудку и обезжиренный бельгийский творог (больничная еда казалась нашей диве чересчур калорийной), то кипу глянцевых журналов, которые Эля читала как Библию, то какие-то проростки.

А однажды и бархатную коробочку, в которой оказалось колье из белого золота с россыпью разноцветных сапфиров. Обнаружив подарок, Элеонора завизжала так, что примчались медсестры с успокоительным уколом.

Ее жизнь казалась мне трагедией, однако она сама считала, что вытянула счастливый билет. Ведь она чуть ли не с детства мечтала найти мужскую спину, за которой можно было бы спрятаться от жизненных невзгод. Она всегда была смазливой и бойкой, ее амбиции не простирались дальше взращивания в себе идеальной гейши.

Она получила какое-то простенькое псевдообразование – платный вуз из расплодившихся новомодных, два года бессмысленных лекций, зато в ее дипломе значилось «искусствовед», и она могла хоть и поверхностно, зато долго ворковать о Рембрандте и Дали.

Мужчинам это нравилось. Подозреваю, что они не вслушивались, просто наблюдали за тем, как красиво шевелится ее идеально прорисованный рот. У нее были приятные манеры и завораживающий голос, отбеленные зубы и шелковые волосы, на уход за которыми она тратила двести долларов в неделю. Она занималась йогой и ходила в балетный класс, бегло говорила по-французски, разбиралась в модных тенденциях и умела держать спину прямо много часов подряд.

А несколько лет назад – Элеонора призналась со сдавленным смешком – она два месяца посещала специальные курсы тренировки интимных мышц в Бангкоке.

– Знаешь, как раньше отбирали красавиц в гарем? – Эля сидела на подоконнике, красиво скрестив идеальные длинные ноги, а мы с Фаиной внимали. – Им во влагалище помещали нефритовое яичко с ниточкой. А потом за нитку тянули, и задачей девушки было не отпустить яйцо. У кого не получалось – шансов попасть в гарем не было никаких, даже если речь шла о прославленной красавице.

– И так умеешь? – ахнула простодушная Фаина, которая до знакомства с соседкой-гейшей не то чтобы о нефритовых яичках, но даже и об интимной эпиляции никогда не задумывалась.

Эля красноречиво подняла бровь – мол, я умею еще и не так.

– Существовал и еще один популярный гаремный тест. Девушку сажали на экзаменатора в позицию наездницы. И она должна была, не совершая никаких движений телом, сделать так, чтобы он получил наивысшее наслаждение.

– Как это? – У Фаины даже лоб вспотел.

– Двигать можно только этим местом, – самодовольно улыбнулась Элеонора. – Ну знаешь, пускать волну. Чтобы мужчине казалось, что ты страстно на нем скачешь… А на самом деле ты просто сидишь и все.

Бедная пунцовая Фаина, тридцать пять лет назад родившаяся в Рязанской области, духовно подпитывающаяся посредством просмотра ток-шоу вроде «Давай поженимся», потянулась за бутербродом с колбасой. Она, до того самого момента спокойно жившая с самоощущением «бабы-с-огоньком», вдруг почувствовала себя кем-то вроде викторианской девственницы.

– Да что там волна! – Наличие настолько благодарной и эмоциональной слушательницы еще больше раззадорило нашу самоназванную Шехерезаду. – Они там такое вытворяют, в Бангкоке этом. Любая проститутка из посредственного стрип-бара умеет этим местом хоть курить, хоть свистеть в свисток.

– А зачем? – прошептала Фаина. – В свисток-то зачем, девочки? Это что, тоже возбуждает мужчин?

И такой беспомощной она выглядела в тот момент, что я не удержалась от демонического хохота. Мне и самой приходилось бывать в Бангкоке – несколько лет назад мы с Лекой затеяли путешествие по Юго-Восточной Азии. В местном квартале красных фонарей, Патпонге, и правда были популярны своеобразные шоу – жрицы ночи прямо на сцене демонстрировали экзотические таланты, стараясь перещеголять друг друга.

Одна невозмутимо запихнула в себя ожерелье из битого стекла, она работала мышцами как кобра, умела вовремя расслабиться, и конечно, даже не поранилась. Другая, миниатюрная как подросток, вынесла на сцену корзину с шариками для пинг-понга.

Не успели зрители удивиться, как все шарики оказались в ней, а потом она встала на мостик, раздвинула ноги, будто на приеме у гинеколога, поднатужилась и – о ужас! – шары полетели в толпу. Один из них попал Леке между глаз, и моя подруга, всегда отличавшаяся почти патологической брезгливостью, с визгом выбежала из бара. Для успокоения души ей требовалась немедленная дезинфекция. Мы едва нашли круглосуточную аптеку, но тайский фармацевт никак не хотел понимать слово «мирамистин» и все пытался впарить нам презервативы.

В итоге Лека купила в ближайшем баре тройную порцию текилы и на глазах у всех умыла ею лицо. А потом мы долго сидели под каким-то цветущим кустом и наизусть читали друг другу Марину Цветаеву – обеим вдруг захотелось бесхитростной чистоты.

– Ага, и сигарета возбуждает тоже, – со смехом добавила я. – Вот представь, Фая, заходишь ты к своему начальнику и говоришь ему – мол, дай закурить. Он протягивает пачку, ты берешь одну, снимаешь трусы и начинаешь сосредоточенно курить… ну…

– Пиздой, – подсказала Элеонора, детский тембр голоса которой придавал матерной лексике особенный оттенок. – Да еще и дым выпускаешь колечками в лицо ему прямо.

– Хватит, девочки, я сейчас рожу, – окончательно смутилась Фаина.

Вообще, из Элеоноры получилась бы превосходная салонная жена – безупречное украшение гостиной. Из тех, что демонстрируют интерьеры со страниц журнала «Идеальный дом», каждую субботу запекают утку с яблоками, греют для мужа тапочки и дважды в год отовариваются в Милане, чтобы произвести должное впечатление на всех этих бессмысленных светских раутах, куда их выводят в качестве дорогого аксессуара. Это была ее жизнь, идеальная кукольная жизнь.

Но с замужеством у Эли не сложилось.

Был один хороший претендент, металлургический босс, но ей тогда было всего шестнадцать, а у него изо рта так пахло луком, и так блестела лысина, и так опасно потемнел взгляд, когда однажды в кино она без задней мысли обмолвилась, что Киану Ривз симпатичный.

Элеонора решила сделать ставку на то, что жизнь длинна, и у нее, такой безупречной и смелой, вполне есть шанс совместить романтику с очагом, который не стыдно продемонстрировать на развороте «Идеального дома». Потом сотню раз жалела. Металлургический жених расстраивался недолго, подобный материал вообще не залеживается в исполненной хищниц всех мастей Москве. Он был подобран и обласкан какой-то джазовой певичкой, которая быстро родила ему двойню, поселилась на его вилле на Капри, иногда выезжала на Венский бал или какую-нибудь кремлевскую премьеру, чтобы взахлеб рассказать менее удачливым подружкам о том, что счастье существует.