Книга Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник - Юрий Вяземский

— Но он человек молодой. Сейчас ему лет тридцать. А тогда было двадцать семь или двадцать шесть.

— Во-первых, он старше. Скоро ему исполнится тридцать три года. И стало быть, префектом он стал почти в тридцатилетнем возрасте. А во-вторых, когда тебя назначают на столь ответственную должность, молодость уже не может служить оправданием.

— Оправданием — конечно, нет. Но объяснением, объяснением может служить!.. И потом, насколько я знаю, в последний год правления Валерия Грата значки на римских знаменах изменили: орлов оставили, по с другой стороны к ним прикрепили изображение кесаря. А теперь представь себе, отец Натан, молодой и очень гордый римлянин, который только что стал префектом и, как бога, чтит своего повелителя и императора, как он может, как посмеет снять со знамен его изображение?! Ведь тем самым он нанесет ему оскорбление… Закон об оскорблении величия! У них есть такой закон, и они его боятся больше, чем мы Закона Моисея.

Натан с колючим любопытством посмотрел на Аристарха, но продолжал возражать ему по-прежнему ласково и как бы с усталостью:

— Грат снимал значки. Руф снимал значки. Марк Амбивий поступал так же… Об этом давно и официально договорились. И это не подпадало и никак не подпадает под закон об оскорблении величия.

— Да, поначалу совершил ошибку, — вздохнул Аристарх. — Но потом взял и исправил.

— «Взял и исправил». Это ты славно сказал, Аристарх… Но сперва тысячи людей пешком отправились в Кесарию, не только из Иерусалима, но со всей Иудеи, из Галилеи и Переи, словно паломники… Шли несколько дней. А потом еще неделю на коленях стояли на площади перед его дворцом, умоляли убрать изображения и не осквернять наши единственные святыни — Город и Храм. Среди них были и преподобный Наум, и авва Ицхак, и много других великих и достойных людей. Или так надо было унижать их?.. А он «взял и исправил». То есть на шестой день окружил народ солдатами и объявил, что всех перебьет, если они не перестанут шуметь и не уберутся подобру-поздорову. И тогда преподобный Наум разодрал на себе верхнюю одежду и обнажил шею. И авва Ицхак подошел к возвышению, на котором сидел Пилат, встал на колени и голову положил на камни, как на плаху палача. И вся площадь бросилась на землю и подставила шеи, готовая скорее умереть, чем допустить наглое издевательство над людьми и надругательство над святынями!

— Ты тоже там был, отец Натан? — испуганно спросил Аристарх.

— Не был. Тогда была моя череда. И мы с моими братьями-священниками должны были трудиться в Храме, денно и нощно молясь и принося жертвы, моля Всесильного и Милосердного простить нам наши грехи, предотвратить кровопролитие и усмирить и образумить римского самодура… Но мне потом много и в деталях рассказывали, как весь народ готов был умереть за Господа. И сколько жестокой решимости, сколько злобы было в лице Пилата. И как изменилось это лицо, когда правитель увидел и оценил наконец нашу веру, наше бесстрашие и преданность Богу!

Гнев вспыхнул в глазах Натана, но тут же погас, и с прежней ласковой и усталой улыбкой священник сказал:

— В то же утро Пилат отправил конников в Город. И уже к вечеру штандарты со значками были возвращены в Кесарию…

— Да, это была очень крупная ошибка. Но он ведь осознал… Он ведь подчинился, — после некоторого молчания неуверенно произнес Аристарх.

— И начал строить водопровод, — грустно вздохнул Натан.

Слово «водопровод» точно всколыхнуло Аристарха.

— Ну, тут совсем другое дело! — пылко заговорил он. — Тут даже скорее обратная картина. И если отец Натан мне позволит… У нас ведь доверительная беседа… Отец Натан меня отечески наставляет, и, если я правильно понял, я также могу высказать свою точку зрения. А старшие учителя меня, если надо, поправят! Во-первых, водопровод очень нужен Городу. Сколько мы знаем случаев из истории, когда люди страдали от отсутствия воды, особенно во время осад. Во-вторых, водопровод нужен Храму. Во время праздников, когда приносятся тысячи жертв, всегда не хватает воды для очищения. Не мне об этом рассказывать отцу Натану, главному священнику первой череды. Очень нужна хорошая и чистая вода!

— Больше всего нам нужен покой, — сказал главный священник, но так тихо, что Аристарх счел возможным не заметить этого замечания и доказательно продолжал: — В-третьих, говорят, что наместник Понтий Пилат знает толк в строительстве водопроводов. Он пригласил опытных архитекторов и мастеров по водоснабжению. Они тщательно проверили и рассчитали запасы воды. Строили по лучшим римским образцам, а римские водопроводы, по моему мнению, — такое же чудо света, как египетские пирамиды или храм Дианы Эфесской. В-четвертых, деньги на строительство были выданы по решению синедриона и из корвана, то есть той части сокровищницы, которая не может использоваться для священных целей… Мало ли что болтала чернь. Мы, храмовые служители, прекрасно знаем, откуда взялись эти деньги.

Тут Аристарх призывно посмотрел на Натана. Но что-то во взгляде священника смутило молодого начальника, потому что он вдруг растерял свою доказательность и с досадой признался:

— С этим народом очень трудно разговаривать. Они ничего не желают слушать. У них на всё готовый ответ, и чем он бредовее, тем больше они уверены в своей правоте. А тут еще к нашей голытьбе примкнула разная сволочь из Галилеи. Они-то и возмутили толпу. И есть у меня мощное подозрение, что за всем этим делом, как всегда, скрывались фарисеи, которые и наших возмутили, и галилеян к ним подослали, и всю эту нечисть направили на водопровод и на римского наместника.

Аристарх вновь покосился на Натана. Но тот, приветливо улыбаясь, хранил молчание.

— Они сами начали! — с пущей досадой проговорил Аристарх. — Сперва они напали на строителей. Оскорбляли их. Называли римскими прихвостнями. Заставили немедленно прекратить все работы. Многих покалечили. Несколько рабочих погибли. Затем громадной толпой отправились в преторий. Они вопили, бранились, размахивали палками. Я сам при этом присутствовал, потому что почтенный Амос поднял по тревоге всех начальников стражи, всех храмовых солдат и даже слуг, как только услышал о начинающихся беспорядках. Пилат к ним вышел. Спокойный, какой-то даже торжественный. С ним было не более десяти человек охраны. Он селв судейское кресло. А эта обезумевшая толпа, руководимая галилейской сволочью, его окружила, орала, трясла кулаками и размахивала палками. Он просил их успокоиться, но куда там! Они еще громче стали кричать. А некоторые — они явно были из Галилеи и явно провокаторы — подбежали к Пилату и стали обзывать его, оскорблять, угрожать, что ворвутся во дворец Ирода, что никакие солдаты их не остановят… И что в такой ситуации должен делать римский наместник и префект Иудеи?! Я стоял довольно близко и видел, что он не только оскорблен — он напуган! Они угрожали преторию. Они угрожали лично ему! Они угрожали Риму за то, что он хотел напоить их чистой и свежей водой!! И на то, чтобы принять решение, у Пилата были считанные минуты!!!

— Ну да, — согласно закивал головой Натан, — в считанные минуты он принял решение вызвать примерно когорту солдат, переодеть их в одежду простолюдинов, так ловко рассеять их по толпе, чтобы на каждого солдата приходилось по три безоружных человека… И всё это, как ты говоришь, в считанные минуты?.. Наивный Аристарх! Пилат заранее знал, что готовится возмущение. Я думаю, что, когда толпа направилась к Навозным воротам, где в то время шло основное строительство, уже тогда в этой толпе была по меньшей мере центурия переодетых солдат, а может быть, даже манипула. Вторая переодетая манипула влилась в толпу, когда смутьяны из Нижнего города поднялись в Верхний. И третья манипула добавилась к ним, когда они бросились на площадь перед преторием… Спокойный и даже торжественный вышел… Еще бы, он всё заранее предусмотрел! Теперь оставалось только изобразить на лице сначала удивление, потом страх, а затем молча подать условный сигнал.