Книга Тельняшка для киборга - Николай Рубан

— Ну… если разрешишь, я могу тебе помочь, — нерешительно предложил Ауриньш, — Это не будет являться нарушением дисциплины?

— Не будет являться, — быстро успокоился Цунь. — Ладно, уговорил. Короче, смотри, что тут сделать надо…

Полчаса спустя Цунь скромно, но с достоинством доложил дежурному по роте о том, что порядок на вверенных объектах наведен.

— Че-го?! — оторопел от такой наглости дежурный. — Ты? Мне? Хочешь сказать? Что уже все отхерачили?!

— Так точно, товарищ сержант, — ответствовал Колдин тоном Курчатова, докладывающего Сталину о создании атомной бомбы. — Все сделано, разрешите представить?

— Ах ты, мой хороший! — расплылся в каннибальской улыбке сержант. — Ну, идем, солнышко, идем… — и, облизываясь, дежурный проследовал в санузел, предвкушая скорую расправу над оборзевшей салажней. Цунь скромно шагал следом — а что такого, ничего особенного, ну, навели порядок, подумаешь…

Из санузла сержант выплыл с отвисшей челюстью и воззрился на дневальных растерянным взглядом.

— Ну ни хера себе вы гиганты! — наконец, выдохнул он.

Колдин скромно сиял. Ауриньш соображал: хвалит их дежурный, или наоборот?

— Так, я не понял — почему порядок не наводится? — возник из коридора старшина, страдающий ранней бессонницей.

— Да уже навели, в общем, — быстро вышел сержант из ступора. — Я проверил: кое-где еще недостатки устранят, а так — ничо, потянет.

— Д-да? — язвительно глянул на него Фомин. Дескать, добр ты больно, сержант, дешевый авторитет хочешь заработать у желторотиков…

С этой мыслью он шагнул в туалет. Да там ее и оставил. Но все же самообладание у Фомы было, чего говорить.

— Ну что, студенты — будем считать, реабилитировались, — снисходительно изрек он. — Бардака еще много оставили, но вообще стараетесь, вижу.

— Так требую же! — весело возмутился дежурный. Дескать, успех подчиненного — в первую очередь заслуга командира.

— А как же, — тонко ухмыльнулся Фомин. — У успеха отцов до фига, знаем… Ауриньш!

— Я! — вытянулся Маргус.

— Первый раз в наряде?

— Так точно.

— Внеочередное увольнение тебе от меня, молодец.

— Ну дык ёптыть, моя же школа, товарищ старшина! — нагло встрял Цунь. Каким-то образом он уже начал просекать, что скромность и карьера — понятия несовместимые.

— А тебе еще надо наряд до конца дотащить без залетов, понятно? Ладно, если до смены все у вас будет нормально — оба в субботу в город пойдете. Завтра перед строем объявим.

И, не сговариваясь, чумазые и пованивающие тем, чем должны пованивать дневальные после уборки сортира, парни вытянулись и гаркнули искренне и вдохновенно:

— Служим! Советскому! Союзу!

Глава 5. Кабальеро

Надо представлять себе, что такое увольнение для первокурсника девятой роты. По уставу разрешается отпускать в увольнение одновременно не более трети личного состава подразделения. В роте четыре курса. Вопрос: кто больше нуждается в увольнении? Старшекурсник, которому и… ну, скажем, в библиотеку сходить надо — для курсовой работы материал подобрать, и невесту присмотреть пора — выпуск не за горами, и к относительно вольной офицерской жизни пора уже помаленьку привыкать, да и вообще — он что, в свое время в казарме не насиделся? Или балбес-первокурсник, который в город ходит только для того, чтобы в пельменной пожрать до отвала (будто его, паразита, в училище не кормят!), да по своей лопоухости попасться патрулю с нарушением формы одежды или с кружкой пива в тощей лапке — обеспечив тем самым командира внеплановым клистиром?

Поэтому в увольнение заслуженно ходят преимущественно старшекурсники, отдавая желторотикам на растерзание свой ужин — они и тому несказанно рады. Словом, легче представить бомжа в «Кадиллаке», чем первокурсника девятой роты в увольнении.

Можно себе представить, как готовились Цунь с Маргусом к этому событию. «Войну и мир» читали? Сборы Наташи Ростовой на первый бал помните? Так вот ерунда эти сборы по сравнению с подготовкой первокурсника к увольнению.

…До построения увольняемых еще полчаса, а два счастливчика уже тихо сияют, не смея присесть, дабы не помять парадных брюк, отутюженных до фанерной твердости. Цунь одолжил у кого только можно кучу значков, расторговав свое масло на две недели вперед, и самодовольно косился на грудь, увешанную наградами, почти как у генсека-бровеносца. Китель Маргуса был девственно чист.

— Ну, ты ваще, Марик! — критически оглядел его Колдин. — Что, ни одного значка найти не смог?

— А зачем? — не понял Ауриньш. — Мне еще ничего не давали.

— Уй, да ладно! Офигенно честный, что ли? — поморщился Цунь. — На вот, хоть моего «разника» нацепи! — он великодушно достал из тумбочки свой знак парашютиста со скромной единичкой на подвеске (себе он уже привинтил почетный знак «парашютист-отличник» с накладной цифрой «50», одолженный у Мамонта за две пайки масла и воскресные яйца).

— Я еще не прыгал, так нельзя, — скромно отверг Маргус щедрый дар.

— Да фигня какая, прыгнешь еще! А то что такое: десантник — и без знака!

— У меня в военном билете этот знак не записан, — заупрямился Ауриньш. — Патруль может проверить, и будет нехорошо.

— Уф-ф, ну ты и артист! — покачал головой Колдин. — Ладно, фиг с тобой. Ну хоть комсомольский значок прикрути, елки!

— Я же не комсомолец! — удивился Маргус.

— Да кого колышет: комсомолец — не комсомолец! — рассердился Цунь. — Главное, чтоб значок был — без него вообще в город не выпустят!

Поразмыслив, Ауриньш пришел к выводу, что комсомольский значок на форме — это не отличительный знак приверженца политической организации, а элемент формы одежды. Или свидетельство лояльности властям. В любом случае, отказываться было нецелесообразно, и Колдин сноровисто продырявил новенький китель Маргуса.

— Ну вот, — удовлетворенно похлопал он его по груди, украшенной алым флажком с профилем Дедушки Ленина. — Хоть немного на человека похож стал!

Пройдя недолгую, но несколько унизительную процедуру инструктажа у дежурного по училищу («Правую штанину задрать! Показать носки!»), Колдин с Ауриньшем наконец вышли в город.

— Ну что, Марик, — Цунь жадно озирался по сторонам. — Пошли?!

— А куда? — Маргус невозмутимо оглядывал улицу.

— «Куда-куда»! На волю! В пампасы! — терпкий пьянящий воздух свободы уже начал гулять в крови, словно бокал шампанского. — В ДОФ пойдем!

— А что это?

— Дом офицеров, — авторитетно разъяснил Колдин, — на танцы. Все туда ходят. Полтинник есть?

— Что есть?

— Пятьдесят копеек, на билет.

— Нет, — немного растерялся Ауриньш, — мне не давали…