Книга Тельняшка для киборга - Николай Рубан

— Товарищ старшина, не так. Курсант Колдин выполнял ножом какие-то упражнения, стоя перед зеркалом. Он не удержал нож, и нож упал. Так было три раза, — наверное, примерно так же обстоятельно и невозмутимо докладывали красные латышские стрелки об измене товарищей по партии.

Оба-на. От такого простодушного предательства обалдел даже сам старшина. Какие-то мгновения в его душе шла борьба между солдатом (кем, по сути и являлся в настоящее время Фомин) и офицером (кем ему предстояло стать почти через год). Схватка окончилась боевой ничьей, в результате каковых и рождаются Соломоновы решения:

— Значит, так. Колдин — несешь службу до четырнадцати часов. В четырнадцать — сменяешься, четыре часа на подготовку к наряду и заступаешь по новой. Ауриньш — наряд вне очереди за разговоры после отбоя, заступаешь вместе с ним. Вопросы? Свободны!

Глава 4. В жизни всегда есть место подвигу

Что из себя представляет армейский сортир? В общем, ничего особенного: пара писсуаров с неизменными плавающими окурками, да четыре кабинки без дверей, оборудованные унитазами типа «Генуя» — их вы могли видеть в привокзальных бесплатных туалетах. На гвоздях, торчащих из стен кабинок — обрывки окружной газеты «Ленинское знамя», или попросту, «Гальюн таймс».

Особенность тут всего одна — эти четыре кабинки предназначены для обслуживания полутора сотен здоровенных парней, которые не дураки пожрать и запорами отнюдь не страдают. Делите полтораста на четыре — арифметика простая.

— Ну что, Марик, дозвезделся? — сочувственно вздохнул Цунь, уныло обозревая поле деятельности. — Черт тебя за язык дернул, уставник хренов…

Чудовище по имени Рота добросовестно изгадила санузел и теперь сладко посапывала, набираясь сил перед очередным учебным днем. Из когда-то белых унитазов высились горы смердящих сталагмитов всевозможных оттенков коричневого цвета. Измятые обрывки газет не помещались в пластмассовых корзинах и щедро устилали внутренности кабинок и пол сортира вперемешку с окурками и плевками. Фигня эти ваши авгиевы конюшни, товарищи древние греки…

Дневальные Ауриньш и Колдин приступили к наведению порядка. Согласно многолетней традиции, в наряд по роте заступали двое первокурсников, один второкурсник и один третьекурсник — дежурным по роте. Согласно той же традиции первокурсникам для наведения порядка доставались «дембельские объекты» — туалет и умывальник. По ловко брошенному Колдиным жребию туалет достался Маргусу. Измотанный предыдущим нарядом, Цунь уже даже и не злился на этого придурка — из всех чувств осталась только усталая тоска.

— Ну, что. Технология этого дела простая, — тоном усталого ветерана начал он делиться боевым опытом, — будешь смывать говно — все сразу не смывай, ты частями, частями: а то забьется — затрахаешься пробивать. Потом берешь кирпич вон там, в загашнике, фигачишь его гантелей в порошок. И этим порошком херачишь все очки, чтоб горели, ясно? Ну и чтоб все остальное чисто было, — махнул он рукой. — Э, еще дежурный с доклада вернется — заинструктирует. Давай, короче, начинай помаленьку — времени много, вся ночь впереди… — и он удалился в умывальник походкой, исполненной достоинства: умывальник — это уже ранг повыше, почетнее…

В умывальнике он уютно устроился на широком подоконнике, со вкусом раскурил заначенный «бычок» и предался глубокомысленным размышлениям на тему: какая падла скоммуниздила шланг, которым было так удобно отмывать плиточный пол? И сколько теперь уйдет времени на то, чтобы проделать эту работу с помощью ведра и тряпки? О ждущих чистки двадцати раковинах с кранами он суеверно старался не думать. Сидеть на подоконнике было славно, покойно. Мягким текучим свинцом наливались веки, чугунела голова. Окурок выскользнул из ослабевших пальцев и прощально пшикнул на мокром полу. Да и хрен с ним… С бычком этим…

— Сергей! — кафельные стены гулко отразили негромкий голос Ауриньша. — Они не горят…

— А? Чего? — вскинулся Цунь и помотал головой, просыпаясь. — Чего не горит?

— Очки не горят, — виновато пояснил Маргус, тиская мокрую тряпку. — У меня не получается…

— «Не получа-ается»… — презрительно протянул Цунь, слезая с подоконника. — У всех получается, только у него одного не получается! Интеллигент хренов. Пошли, покажу, фиг с тобой. Наберут детей в армию… — с удовольствием проворчал он, шагая к туалету, и скрылся за дверью.

— С-сука! — донесся вдруг из-за двери его сдавленный стон. Маргус кинулся следом.

— Сергей, что случилось?

— Что случилось?! Ты что, блин — в натуре дурак, или прикидываешься?! — Серегин взгляд беспомощно метался:

— по белоснежным, словно только что с завода, фаянсовым изделиям;

— по лучившимся хирургической чистотой кафельным стенам и плиточному полу;

— по вымытым (!) стеклам и свежевыкрашенным (!!!) рамам и кабинкам.

Даже запах теперь здесь витал — отнюдь не сортирный. Такой запах вполне подошел бы для новенькой квартирки сказочных молодоженов. Чистотой пахло, свежестью и только что законченным, любовно сделанным ремонтом.

— И сколько же ты тут мудохался? — тоскливо глянул на часы Колдин. Небось, подъем скоро… Не понял. Даже часа не прошло. Часы встали, что ли?

— Ты сказал: чтоб чисто было, и я сделал, — осторожно проговорил Маргус. — Плохо, да?

— А краску-то ты где откопал, чмо ты дюралевое? — продолжал горевать Цунь.

— Там, в «загашнике». Под тряпками нашел. Я подумал — окна тоже покрасить хорошо, они совсем некрасивые стали, — оправдывался бедный киборг. — А очки не горят. Я сколько ни пробовал — никак.

— А как ты пробовал? — начал приходить в себя Колдин, — Покажи!

— Вот, смотри… — склонился над унитазом Ауриньш. — Как ты сказал…

Он сыпанул на мокрый фаянс пригоршню кирпичного порошка и принялся стремительно растирать его тряпкой, свернутой тугим жгутом. Впрочем, «стремительно» — не то слово. Рука киборга двигалась с такой скоростью, что казалась размытой. Запахло горелым.

— Вот, — остановился Маргус, — тряпка гореть начинает, а очки — нет. Только в одном месте чуть-чуть оплавилось, и все. Я не знаю, как сделать…

— Ладно, угомонись, — вздохнул Цунь. — И так сойдет…

Маргус выбросил обугленную тряпку в мусорный ящик с кривоватой надписью «Make me empty», ополоснул унитаз, вмиг засиявший снежной белизной и осторожно спросил:

— Сергей… А почему ты рассердился?

— Почему, почему… По кочану, блин! Ты что — не врубаешься?!

— Нет… Не врубаюсь.

— Ну ёптыть, Маргус!.. Сейчас дежурный глянет на твой сортир и на мой умывальник, и что? Задерет меня по самые помидоры! Скажет: чтоб так же было! Да я же сдохну в этом умывальнике… — всхлипнул Цунь от жалости к себе.

— А ты разве так не сможешь? — искренне удивился Маргус.

— Да я же не железный, как некоторые! — Цунь уже готов был дать в морду этому недоумку.