Книга Черный магистр - Сергей Шхиян

Неверова мое заявление возмутило, он вспылил и обозвал такое лечение шарлатанством.

— Зачем же все отвергать априори, — миролюбиво возразил я. — Возьмите меня завтра на прием больных, и сравним эффективность методик.

— Зачем ждать до завтра? Вылечите Екатерину Дмитриевну, у нее сильнейшая мигрень.

— Так у нее правда болит голова?

— Да, головные боли у нее постоянны, и я пока ничем не могу ей помочь.

— Простите, доктор, вы, вероятно, в курсе дела, у Екатерины Дмитриевны есть… постоянная привязанность?

— Как вы могли такое даже подумать! — пылко вскричал Неверов, что мне очень не понравилось, — Екатерина Дмитриевна — порядочная женщина! Потом, какое это имеет отношение к мигрени?!

— Ну, в человеческом организме все как-то взаимосвязано.

— Простите, любезнейший Алексей Григорьевич, но это полная чепуха.

Мне очень хотелось подразнить Неверова, но я сдержался и предложил заняться лечением хозяйки. Мы пошли на ее половину. Оставив меня дожидаться у спальни, доктор отправился испрашивать разрешение на визит. Пробыл он там довольно долго и вышел из комнаты с недовольной миной на лице.

— Екатерина Дмитриевна не может вас принять, она не хочет, чтобы… ее видели в таком состоянии.

«Вы» доктор, запнувшись, пропустил, чтобы не персонифицировать желание больной не показаться именно мне.

— Если Екатерина Дмитриевна стесняется, то можно эту проблему решить по-другому. Закройте окна шторами и потушите лампу. Мне для лечения свет не нужен.

Неверов обдумал мое предложение, неопределенно хмыкнул и отправился на новый раунд переговоров. Вышел он быстрее, чем в прошлый раз, и поинтересовался, можно ли ему присутствовать при лечении. Я скрыл улыбку и сказал, что ничего против этого не имею.

— Тогда пойдемте.

Мы вошли в спальню. Свет в ней уже был потушен. Я, направляемый Неверовым, подошел к постели больной и сел на стул около ее изголовья. Екатерина Дмитриевна лежала на высоко поднятых подушках. Я воздел руки над ее головой и довольно быстро определил, что источник боли в лобных пазухах. Через три-четыре минуты боль удалось локализировать и унять мигрень.

— Вот и все, — сказал я, вставая. — Жду вас к ужину.

Ни доктор, ни Екатерина Дмитриевна не успели произнести ни слова, когда я осторожно, чтобы не споткнуться о невидимую мебель, покинул комнату.

Через десять минут ко мне ворвался взволнованный Неверов.

— Алексей Григорьевич, прошу объясниться, что вы сделали?!

— Дорогой доктор, к сожалению, я сам не знаю механику лечения. Это как-то связано с силами, которыми мы владеем, но пока не можем объяснить. Давайте называть их метафизикой или экстрасенсорикой, если вам что-нибудь говорит такое понятие.

— Но ведь вы ничего не делали, а приступ прошел!

— Почему же не делал, я руками нашел очаг боли и его удалил.

— Вы хотите сказать, что сделали это без материального вмешательства?

— Почему же без материального. На свете все материально, только не все поддается измерению. Вы можете измерить силу молнии?

— Молния — это электричество, это давно известно.

— Я бы не стал это утверждать так категорично, однако, пусть будет по-вашему — электричество. Оно материально?

— Конечно.

— Тогда и энергия, которой я лечу, материальна, она сродни электричеству. К сожалению, научно этого я не могу объяснить, сам не знаю.

— Но это фантасмагория какая-то! Такой уникум нужно изучать!

— Ради Бога, изучайте! Обратите стопы своих исследований к истокам народной медицины, там вы найдете ответы на многие вопросы, — закончил я надоевший мне спор витиеватой фразой.

Неверов мне был симпатичен, неприятно было только то, что он так вьется вокруг Екатерины Дмитриевны. Тоже мне, доморощенный Евгений Базаров из Троицка.

Не успел я остаться один, как пришла Марьяша и принесла кофр с моими вещами. Я с любопытством заглянул в кожаный чемоданчик. Из всех сокровищ, которые сохранила для меня Евдокия Фроловна, меня порадовала только бритва с упаковкой новых лезвий. Остальные вещи имели не прикладную, а, скорее, ностальгическую ценность. В кофре лежал пустой тюбик зубной пасты, мыльница без мыла и прочие остатки роскоши.

Весь день я отвлекал себя от полувековой «новости» об Алином замужестве. Первый взрыв эмоций быстро прошел, и теперь у меня было двойственное отношение к ее измене. С одной стороны, я был рад, что она избежала преследований и устроила свою судьбу, с другой, мне было обидно, что она меня забыла. Я попытался разобраться, люблю ли я ее так же, как любил раньше, и не мог однозначно ответить на этот вопрос.

Годы, хотя и пролетевшие для меня за считанные дни, отдалили ее каким-то барьером. Але, если она жива и здорова, сейчас должно быть семьдесят три года. Я только вчера видел, как расправилось время с Дуней, превратив некогда цветущую девушку в сухонькую старушку. Смогу ли я увидеть в моей ставшей старухой жене прежнюю Алю? Да и что это даст!

Осталось ждать возвращения Евдокии Фроловны, чтобы выяснить не очень нужные мне теперь подробности ее «нового» брака. Теперь даже ребенок, которого мы зачали, должен был быть почти в два раза старше меня. Умом я понимал, что все, возможно, случилось и к лучшему. Аля прожила свою жизнь в свою эпоху, с человеком, которого, наверное, можно любить, возможно, в счастье и довольстве… Какую жизнь я мог ей предложить в чуждом мире, в загазованной Москве, без корней, знакомых, интересов. Какие радости, кроме бразильских сериалов по телевизору! Что ждало нас, когда неминуемо утихнут страсти и кончится праздник плоти? У меня была бы жена, от которой ничего невозможно скрыть, скучающая, тоскующая по простой, понятной жизни. Как бы ей удалось выжить в четырех стенах бетонной коробки панельного дома?

Остаться самому в прошлом, чтобы грабить больных, копить деньги и прикупать деревушки, как мой царскосельский знакомый Пузырев? Изнывать от тоски в провинциальном захолустье, пить водку с соседями, ездить на псовую охоту, растить детей и, как о сладкой мечте, тосковать о заурядной ванной и кране с горячей водой?!

Распалив себя, я все-таки сумел в какой-то момент остановиться. Мне в голову пришла одна не очень оригинальная мысль. Я подумал, не запал ли я, случайно, на новую, волнующуюся воображение юбку. Что-то слишком сильно начала меня интересовать Екатерина Дмитриевна Кудряшова, молодая вдова, чем-то похожая на польскую актрису Беату Тышкевич. Меня уже почему-то задевает, что доктор Неверов долго находится в ее спальне, что он нервничает из-за моего присутствия в доме; меня интересует, какие были отношения у вдовы с ее умершим купцом первой гильдии…

Я сидел над раскрытым кофром своего прошлого, и настроение у меня окончательно испортилось, Захотелось напиться и оплакать свою никудышную жизнь. Но даже вволю погоревать мне не удалось. Пришла улыбающаяся Марьяша и позвала ужинать.