Книга Юродивый - Сергей Шхиян

В какие-то периоды своей истории, люди, непонятно почему, внезапно забывают прошлое, перестают помнить его уроки и из всех сил стремятся наступить на старые грабли бессмысленной ненависти друг к другу, кровопролитных опустошительных воин. Почему это происходит?

Гипотез как обычно существует множество. Что хорошее, а гипотезы мы создавать умеем. Кто-то верит во влияние космоса, другие в неблагоприятное расположение звезд, иные в злую волю демонов, заговоры негодяев, или даже целых «плохих» народов. Для того чтобы что-то утверждать или оспаривать, мне кажется, нужно, как минимум, располагать в этой области хоть какими-то бесспорными знаниями. Чем мы большей частью, не владеем. Впрочем, это безответственным заявлениям и спорам ничуть не мешает.

Лично я ни с кем дискутировать не собираюсь, как и морочить голову почтенным читателям доморощенными построениями моделей развития человечества. Кому-то дано блистательно собрать в одну кучу не стыкующиеся натяжки, а потом из этого металлолома строить необыкновенной красоты конструкции, мне — нет. Потому и приходится искать смысл бытия в причинах обыденных, лежащих для меня на поверхности. До ответа на этот всеобъемлющий вопрос, дело обычно не доходит, но вопросов появляется множество.

С чего вдруг у одних людей развивается ненависть к другим людям, причем такая непримиримая, что они считают своим высшим долгом убить себе подобного, а главное предназначение жизни видят в том, чтобы сложить свою единственную, неповторимую голову за какую-нибудь высокую идею? На мой непросвещенный взгляд, обычно, дурацкую!

Почему всегда так легко находятся причины для агрессии? Люди вдруг замечают, что кто-то не так смотрит на них самих, на их страну, не по их правилам молится Всевышнему, а то и того хуже, говорит на непонятном языке и носит непотребную одежду. Наверное слишком много причин должно сойтись в одной точке, чтобы безумие охватило целые этносы. Так было во времена мировых воин, истребления народов, в эпохи великих завоеваний.

Конечно, каждому хочется убедить несговорчивого оппонента в своей исключительной правоте, даже таким же варварским способом как убийство! Однако в одних случаях это происходит относительно мирным путем, в других, посредством силы. Много было причин для страшной русской смуты терзавшей людей в начале семнадцатого века, И, думаю, не последней из них, было несправедливое расслоение общества.

Не хочется проводить параллели, но если соотнести террор Ивана Грозного с террором Сталина, соотнести годы стагнации царей Федора и Бориса Годунова с застоем эпохи Генсеков, мы как раз и упремся в то самое время, когда одни стали фантастически богаты, другие еще беднее, чем были раньше.

Но это всего лишь реплика в сторону. Разговор же у нас идет об эпохе Лжедмитрия I, в которой я, житель XXI века, оказался по ряду «до конца не выясненных обстоятельств» и стал живым свидетелем этих исторических событий. Странность возвышения самозваного царя была уже в том, что никому не известный молодой, двадцатитрехлетний человек, каким-то странным образом сумел так раскачать неустойчивую лодку государственности и «замутил» такую отечественную историю, что мало не показалось никому.

Бояре, дворяне и чиновники, почувствовав вкус денег и власти, не смиряемый государственными законами, обнаглели до последней степени. Указы нового царя о прекращении бродяжничества в национальном масштабе и возвращение крестьян на прежние места жительства, читай, в кабалу, воспринялся исполнителями, как обычно у нас бывает, «расширительно». Теперь каждый из тех, кто считал, что он не какая-нибудь «тварь дрожащая», а «право имеет», старался хапнуть как можно больше, как компенсацию за «бесцельно прожитые годы». Оговорка в законе о том, что не нужно возвращать крестьян помещикам, не сумевших их прокормить во время голода при Борисе Годунове, никого не смущала. Тем более что те, кто должен был разбираться во всех обстоятельствах, сами были заинтересованы в приобретении новых крепостных холопов. Потому тотчас старые и новые феодалы начали отлов свободных людей не только в лесах, но и прямо на дорогах, в целях комплектации своих владений дармовой рабочей силой.

Именно в такую передрягу я и попал, прячась в провинции от неблагоприятных жизненных обстоятельств и боярской мести. Причем попал до неприличия просто и глупо.

Все это происходило в середине лета 1605 года. Время было вечернее, я, не торопясь, шел по проезжей дороге, собираясь переночевать в ближайшем селе, окраина которого была уже видна. Навстречу мне неспешно ехали два человека, судя по беспородным лошадям и скромной одежде, небогатые купцы. Я, как полагается при встрече, снял шапку и вежливо им поклонился. Они ответили. Мы уже почти разминулись, как вдруг один из всадников начал странно заваливаться в седле, и, падая, взмахнул кнутом…

Нападение оказалось таким неожиданным, что я, кажется, успел только слегка удивиться. Дальше помню только глухой удар по голове.

Очнулся я в дребезжащей, трясущейся телеге. Голова тупо болела. Попробовал пошевелиться, но руки и ноги не слушались. Постепенно вернулось сознание, а с ним и понимание того, что со мной произошло. Меня оглушили, а теперь куда-то везут. Куда и зачем я догадался довольно скоро. Собственно, вариантов могло быть только два. Меня захватили разбойники, которых развелось в подмосковных лесах, что называется, видимо-невидимо; или, что было более вероятно, выследили, хитростью победили и теперь возвращают в Москву на тайный суд и жестокую расправу мои недавние противники.

Второй вариант был менее предпочтителен, но более вероятен. За несколько месяцев пребывания в Москве, я сумел насолить слишком многим влиятельным людям. Последним таким поступком было убийство заговорщиков, пытавшихся устроить большой московский пожар и свергнуть законного на тот момент царя, именуемого в русской истории Лжедмитрий I. Мало того, что я убил двух главарей заговора, но еще и похитил их общественную казну. И если просто убийство товарищей они еще могли как-то стерпеть, то потерю денег никогда.

Никакой личной заинтересованности в тех деньгах у меня не было. Не потому, что я такой уж правильный и благородный. Просто семнадцатый век был не тем временем, в котором я собирался провести оставшуюся жизнь. Попал я в это время случайно, в надежде отыскать пропавшую жену, но вместо розысков, занимался исключительно тем, что спасал собственную жизнь, крутил романы с местными красотками и пытался бороться за справедливость.

Однако лучше расскажу все по порядку. Прошлым летом, озверев от личных проблем, я отправился путешествовать по провинциальной России и случайно попал в брошенную жителями деревню. Там познакомился и подружился с ее единственной обитательницей, пожилой женщиной. После близкого знакомств узнал, что она принадлежит к малочисленной побочной ветви человечества. Люди ее породы, по какой-то неизвестной причине, возможно эволюционной «загоулине», жили не в пример дольше нас обычных землян. Моей знакомой ко времени нашей встречи было уже прилично за двести лет.