Книга Кристаль - Поль-Франсуа Уссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подумала: «Вода. Столько воды со вчерашнего дня… Холодной или обжигающей. Снежинки, лед, пар. Почему вокруг меня столько воды? Я ни о чем таком не просила. Я просто хотела оставаться в нашем доме и, может быть, когда-нибудь решилась бы навести порядок в папином кабинете…»
Она посмотрела на пальцы своих ног, торчащие из воды у противоположного края ванны. Машинально отметила, что следовало бы накрасить ногти.
Настоящий международный девичник собрался на диванах цвета семги. Участницы потягивали вино с видом кинозвезд. Из общей массы девиц выделялся мощный торс Имира. Его глаза горели, мускулы были напряжены — он напоминал большого хищного зверя, неожиданно оказавшегося в раю непуганых домашних птиц.
«Хомячки, — подумал он. — Пухлые щечки, пустые глазки… Или течные морские свинки».
Он развлекался, представляя себе ревущего монстра, неожиданно появляющегося в центре салона. Или, еще лучше, белых медведей, набрасывающихся сразу с нескольких сторон на стаю перепуганных пингвинов. Потом заметил обращенную к себе прилизанную головку тюленя с тонкими жидкими усиками и стеклянными глазками-пуговками. Альбер за ним наблюдал. Увидев, что Имир это заметил, французский тренер приблизился к нему с двумя бокалами в руках:
— Шампанского?
— Я не чувствую вкуса.
— Вам не нравятся пузырьки?
— Нет, я потерял вкус и обоняние, еще в юности.
— Но ведь это ужасно!
— Не знаю.
— Нет-нет, это и вправду ужасно! У моей жены есть родственник, такой же, как вы. Совсем как вы! То есть, конечно, не такого крепкого сложения… Но он, как и вы, потерял вкус и обоняние. Да-да, я вспомнил, по-научному это называется «эносмия» и «агезия». Это редкие заболевания. Но вы знаете, старина, не стоит отчаиваться! Гораздо хуже приступ мигрени — как будто в голову вкручивают сверло! А потом, когда все проходит, ты как будто заново рождаешься! Понимаете, о чем я?
— Да, это счастье…
— Вы даже не представляете какое! Правда, тот родственник, о котором я говорил, двадцать лет прожил в Барбе. В один прекрасный день он, видимо, просто перестал выносить запах тамошних жареных сосисок…
Альбер хохотнул, но собеседник его не поддержал. Просто отвернулся и начал рассматривать салон.
— Вам повезло, у вас остались глаза, чтобы плакать. Не так ли?
— Да.
Директор отеля поприветствовал обоих мужчин вежливым кивком. Уголки губ Альбера взметнулись вверх.
— Господин директор, правда ли, что сауна бесплатна? Девушки хотели бы воспользоваться…
— Сауна?
Кажется, это было единственным словом, которое директор понял. Он кивнул. Альбер тут же сообщил радостную новость подопечным. Раздался очередной взрыв восторженных возгласов. Ах, какая замечательная страна Норвегия, какой роскошный отель, какая полезная вещь сауна, особенно для спортсменок! О да, они будут ходить туда утром и вечером! При этом каждая из команд втайне была уверена, что благотворный очистительный пар поможет именно ей одержать победу.
— Надо устроить badstua. Настоящую сауну по-норвежски! — пророкотал Имир.
Девушки восторженно запрыгали, словно юные форели над ручьем. Имир невольно сел и даже немного смутился при виде столь восторженной реакции.
Альбер продолжал задавать вопросы со своей раздражающей назойливостью.
— Но что настоящая сауна по-норвежски? Это так ужасно? А сауна в отеле, она чисто норвежская? Или смешанная?
— У меня дома, на севере, такая, — сказал Имир. — Очень просто: как раскалишься добела, выскакиваешь наружу, пробиваешь лед во фьорде и прыгаешь прямо в прорубь! Вот это настоящая сауна по-норвежски!
Но вместо радостных возгласов его ответ заставил мажореток недоверчиво переглянуться. Видимо, все они пришли к молчаливому соглашению, что их гид пошутил. Расхохотавшись, он показал им на плане отеля, где находится сауна, и быстро направился к выходу, не обращая внимания на Альбера, который пытался выяснить еще какие-то технические детали.
Пытаясь скрыть неловкость, французский тренер отошел от двери и вклинился в группу мажореток — ими-то, по крайней мере, он мог помыкать, как хотел. (Правда, для этого нужно было держать себя в руках — не слишком увлекаться разглядыванием юных прелестей, сосредоточившись на мускулатуре, и больше внимания уделять выправке, а не соблазнительным изгибам.).
Затем он присоединился к своим коллегам-иностранцам, собравшимся в небольшом отдельном кабинете, примыкавшем к главному залу ресторана. Они разглядывали что-то, стоя возле витрины. Заметив Альбера, некоторые из них ему кивнули.
В витрине стояла ярко освещенная позолоченная статуэтка. Альбер глубоко вздохнул, предвкушая, как его команда получит этот приз.
— Похожа на бабочку, да? A butterfly…
Коллеги с ним согласились.
«Какое великолепие, — думал Альбер. — Настоящее сокровище! И я буду держать его в руках! Я спою гимн мажореток, потрясая этим трофеем, как парадным жезлом! И мадемуазель Анжела сфотографирует эту сцену. Какая изящная фигурка, такая тонкая и стройная!.. Одна нога согнута в колене, жезл вертикально воздет к небу! Лишь стремление к победе могло помочь в создании такого совершенства! Я тоже своего рода скульптор… И я добьюсь победы! Это так же несомненно, как…»
У него буквально захватило дыхание. Коллега-итальянец насмешливо взглянул на него и произнес:
— Синьор Альбер… Cui va piano, va sano!..[6]
Французская команда объявила общий сбор, и все претендентки на чемпионский титул устремились в сауну. Стайки мажореток собрались в предбаннике, стены которого были обшиты деревянными панелями.
Юная плоть, влажная и разгоряченная, теснилась на небольшом пространстве. Плечи, круглые, словно детские, щеки терлись одни о другие; торсы и ноги едва могли двигаться в этой давке. Полотенец оказалось недостаточно. Вскоре самые смелые, к тому же подбодренные алкоголем, скрылись в волнах горячего пара, постепенно все сильнее сгущавшегося, по мере того, как к нему примешивались испарения тел. Постепенно лихорадочные смешки стихли. Лица, выступающие из мутной серой пелены, казались ангельскими. Во взглядах, устремленных на соседок, сквозило любопытство. Теснота на время умерила дух соперничества. Некоторые девушки были хрупкими, почти бесплотными. Их детские фигурки тонули в атмосфере всеобщей расслабленности. Другие, более развитые, сравнивали, чьи ягодицы более соблазнительны, у кого самая красивая грудь. Девушки, выглядевшие уже почти как женщины, лениво толкались, их тела становились напряженными, взгляды — жесткими, в их глазах вспыхивал гнев. Вот-вот могла разгореться ссора.
