Книга Апология здравого смысла - Чингиз Абдуллаев

— Здесь не только наши документы, но и оставшиеся старыебланки Литфонда СССР, — словно извиняясь, объяснил Оленев.

— Рукописи хранятся здесь?

— Старые — да. А новые — в комнате редакторов. Она находитсядальше. Самая большая комната.

Дронго осмотрел кладовую. Если бумаги будут хранить здесьеще несколько лет, то они превратятся в труху. Он повернулся и вышел изкомнаты. Оленев вышел следом, закрыл дверь.

— Давайте познакомимся наконец с вашими редакторами, —мрачно предложил Дронго. — И не забудьте пригласить сюда специалистов из отделадезинфекции. Иначе крысы и моль съедят все ваши ценные бумаги.

— Я много раз говорил об этом и Феодосию Эдмундовичу, иИвану Ивановичу. Но все никак не решимся. Нужно проводить настоящую ревизию.

— И как можно скорее, — добавил Дронго. Он все еще думал осообщении Эдгара Вейдеманиса, подтвердившего его худшие опасения.

Глава 4

Они прошли по коридору, и Валерий Петрович открыл дверь вкомнату редакторов. Это была даже не комната, а достаточно просторный залметров на пятьдесят. Пять столов, за четырьмя сидели редакторы. Шесть большихшкафов, даже не запирающихся на ключ, так как все были переполнены рукописями ибумагами в папках. Многие рукописи лежали и на шкафах, образуя внушительныестопки. Некоторые лежали на двух диванах. Одна стена была целиком занятастеллажами, на которых тоже были рукописи и книги.

Ближе к дверям сидел высокий мужчина с короткой седоватойбородкой, острым носом, в очках. Он недовольно посмотрел на вошедших. Это былВиктор Кустицын. За соседним столом расположилась женщина в очках. Строгийвзгляд педагога, мягкие, округлые формы лица, короткая стрижка. Женщине былочуть больше сорока пяти. Это была Марина Сундукова. У окна сидела другая дама,Людмила Убаева. Она была моложе. Среднего роста, худощавая, с глубокопосаженными глазами, волосами неопределенного светлого цвета, острыми чертамилица. Чуть дальше за другим столом расположился четвертый редактор — ВладимирВеремеенко. Он был самым молодым из присутствующих. У него была внешностьскорее актера, чем редактора. Он поправил непослушные волосы и первымпоздоровался с вошедшими:

— Добрый день, Валерий Петрович. Это, очевидно, наш эксперт,о котором вы нам говорили.

— Да, — кивнул Оленев, — господин Дронго любезно согласилсянам помочь.

— Как вы сказали? — спросила Сундукова. — Дронго? Это имяили фамилия? У сербов встречаются имена Драго или Дранко.

— Дронго, — поправил ее Валерий Петрович. — Господин экспертсогласился провести свое частное расследование и попытаться установить, кудамогли исчезнуть наши рукописи.

— Это очень хорошо, — вздохнула Сундукова, — может, скореезакончится этот ужас, с которым мы столкнулись. А вы не проверяли последнююрукопись?

Дронго не успел предупредить Оленева, чтобы тот ничего неговорил. Валерий Петрович его опередил.

— Преступление уже совершено. Убийца написал нам правду.

Наступило тяжелое молчание. Все смотрели на гостя.

— Это не совсем так, — сразу сказал Дронго. — Мой напарниксообщил, что несколько недель назад было совершено преступление, похожее на то,которое было описано в последней рукописи. Но я бы не стал утверждать, что вашавтор обязательно тот самый маньяк и убийца, который и совершил подобныепреступления.

— А кто он в таком случае? — спросил Веремеенко. — Откуда онзнает про эти убийства?

— Он может быть журналистом, который пишет на подобные темы.Или следователем, который занимается расследованиями этих преступлений. Он неимеет права рассказывать о своей работе, но может попытаться ее описать в такойхудожественной форме. Некоторые следователи иногда так и делали.

— Тогда кто похитил рукописи? — спросил Оленев.

— Возможно, по его просьбе это сделал кто-то из его знакомыхв вашем издательстве.

— Нужно более конкретно, — заметил Кустицын.

— У вас на все вопросы есть легкие ответы, — недовольносказала Убаева, — а мы должны здесь работать.

— Поэтому я не склонен паниковать, а постараюсь разобраться,— ответил Дронго.

Дверь открылась, и в кабинет вошел еще один незнакомец. Вышесреднего роста, седоволосый, подтянутый, как бывший спортсмен. Это был МихаилВоеводов.

— Здравствуйте, — сказал он, мягко выговаривая согласные.

— Наш главный бухгалтер, — представил его Оленев. — Вот,собственно, и все. Вы познакомились со всеми, кто у нас работает. А это нашприглашенный эксперт господин Дронго.

— Очень приятно, — сухо кивнул Воеводов, — только мне нужноработать. Слава богу, у меня никогда не пропадает ни одна бумажка. А этопотому, что я все важные документы запираю в сейф, который находится в моейкомнате. И ключи от сейфа есть только у меня.

— Иными словами, вы никому не доверяете? — уточнил Дронго.

— Что вы говорите, — испугался Оленев, — он не это имел ввиду.

— Когда ключи от комнаты есть у каждого сотрудника, то можноподозревать кого угодно, — заметил Воеводов. — Я не говорю конкретно ни о комиз присутствующих. Я считаю эту систему неверной. Нужно хранить ключи у одногочеловека. У Феодосия Эдмундовича. Или еще на случай страховки у ИванаИвановича. И все. В таком случае ничего не будет пропадать. И никого не нужнобудет подозревать.

— И вообще, ввести здесь солдатскую дисциплину, как вказарме? — весело спросил Веремеенко. — Вам не кажется, что это перебор?

— Нет, не кажется. Дисциплина и порядок прежде всего, —назидательно сказал Воеводов.

— Это значит, вы подозреваете всех присутствующих? —нахмурилась Убаева.

— Я никого не подозреваю, — возразил Воеводов, — а говорю обэлементарных правилах, которые есть в каждом учреждении, в каждом издательстве.

— Это ненужный спор, — примирительно вставил Оленев. — Мымогли дискутировать на эту тему до того, как пропали документы. И никак непосле. Теперь нужно понять, кто и зачем их забрал.

— Извините, — сказал Дронго, — а где обычно хранятся новыерукописи? Где вы храните старые, я уже видел.

— В этих шкафах, — показал на шесть больших старых шкафовОленев, — и на этих стеллажах. Очевидно, вы уже поняли, что должного порядка схранением рукописей у нас нет. Но так происходит почти в каждом издательстве. Атем более в таком писательском коллективе, как наш. Никто не мог предположить,что рукописи понадобятся нам в качестве свидетельских доказательств возможныхпреступлений нашего автора.