Книга Премьера убийства - Найо Марш

— О, мне очень надо его повидать, очень. Передашь ему, милая? Постараюсь тебе помочь…

— Да, конечно, тетя… — Мисс Гейнсфорд осеклась, и теперь ее голос зазвучал устало и виновато. — Ой, я совсем забылась… Ладно, простите меня, Элли, дорогая. Я ему скажу сейчас.

С вымученной улыбкой на губах она вышла из гримерной.

— О господи! — вздохнула мисс Гамильтон, но поймала взгляд Мартины в зеркале и сделала суровое лицо. — Если бы… Ну да ладно. Не будем обращать на эти пустяки внимания, хорошо?

В этой фразе слышался явный нажим.

* * *

Актриса и ее костюмерша находились одни недолго. Не спрашивая разрешения, в комнату ввалился грузный мужчина цветущего вида в свитере и распахнутом на пузе кожаном плаще.

— Доброе утро, Джон! — весело прощебетала мисс Гамильтон и протянула руку. Грузный мужчина с проворством легкого танка подскочил к ее ручке, приложился, после чего метнул косой взгляд в сторону Мартины.

— Так-так, — быстро сказал он. — А это кто у нас тут?

— Моя новая костюмерша, Мартина. Познакомьтесь, это мистер Резерфорд.

— Очень приятно. Поставьте меня, милочка, к себе на полку рядом с прочими флакончиками. Только глядите, как бы ваша полочка не треснула подо мной, — ухмыльнулся Резерфорд и снова повернулся к мисс Гамильтон. — Это юное дрянное создание — мисс Гейнсфорд — сказала мне, будто ты хочешь меня видеть? В чем дело?

— Джон, что ты наговорил девочке?

— Я? Ровным счетом ничего. Ничего из того, что я имел ей сказать, и заметь, просто обязан был сказать. Я только скромно просил ее ради всего святого постараться сыграть ту центральную сцену без ее глупой жеманной улыбочки…

— Ты ее просто напугал, Джон.

— Это она меня пугает, когда раскрывает рот на сцене! И учти, что хоть она и твоя племянница, Элли…

— Она не моя племянница. Она племянница Бена.

— Будь она хоть племянницей Шекспира, она все равно играет ужасно. Я писал эту роль для умной, интеллигентной актрисы, которой можно хотя бы объяснить, что рот актеру дан не для того, чтобы ловить мух на сцене! А что я имею вместо этого? Туповатую бабенку, которая годится только на немую роль в радиопьесе…

— Не говори так. Она ужасно мила.

— Ерунда! Адам слишком мягок с ней. Ее надо вышвырнуть за дверь, что я и сделаю, если только на то хватит моего влияния! Собственно, это надо было сделать еще месяц назад!

— Дорогой Джон! Вспомни, что через два дня у нас премьера!

— Любая актриса, если она чего-то стоит, выучит эту роль за час! Я уже говорил ей, что…

— Джон, предоставь разбираться с ней Адаму. В конце концов, он наш продюсер, и он далеко не дурак.

Джон полез в карман, достал плоскую металлическую коробочку, взял щепотку табаку и заправил в ноздрю.

— Еще немного, и ты мне скажешь, что автора пьесы нельзя допускать на репетиции и позволять высказывать свое мнение! — сказал Джон, недобро усмехаясь и вслед за тем оглушительно чихая.

Мисс Гамильтон сжала губы.

— Знаешь что, Джон, — проронила она, — ты бы все-таки вел себя поаккуратнее. Чего доброго, у девочки случится нервный припадок прямо на сцене, если ты будешь продолжать ее травить. И если бы ты не написал этих прелестных пьес, и последней пьесы в частности, то…

— Побереги свои комплименты! — отмахнулся Джон. — Лучше найди актеров посмышленее… А уж если на то пошло, вдобавок я скажу тебе, что и Бен держится довольно неестественно и слабо в большой сцене последнего акта, там, где вы все вместе. И если Адам не будет следить за его игрой, Бен выкинет на премьере такой фокус, что мы все сядем в глубокую лужу!

— Джон, милый, не нагнетай. Он справится.

— Ты не можешь быть уверена. И я не могу. А потому, если Адам не предупредит его, предупрежу я сам. Я не дам Бену провалить мою пьесу, лучше я устрою для него персональную катастрофу, понимаешь? Он забудет думать, что такое — играть в театре! И я уже не говорю об этом чудище, о Перри Персифале! Какого черта — объясни на милость — какой садист, какой невежа впихнул этого кретина в состав исполнителей моей пьесы?

— Успокойся, Джон, дорогой. — Мисс Гамильтон пустила в ход свою обворожительную улыбку, но мистер Резерфорд только взял тоном выше:

— Ведь с самого своего появления в вашем балагане я поставил условие: чтобы в моих пьесах не было всех этих самовлюбленных юнцов! Этих кокеток с грацией гриппозного бегемота! Этих второгодников из школы для умственно отсталых!

— Но ведь Перри вовсе не так уж плох…

— Ха! Да из него просто прет спесь идиота и полное отсутствие хоть какого-нибудь завалящего таланта! Я чувствую запах бездарного актера еще из гардероба!

Мисс Гамильтон устало отмахнулась.

— Я больше не могу, Джон, я умываю руки…

Мистер Резерфорд заправил себе в ноздрю еще одну щепоть табаку и оглушительно чихнул.

— Вовсе нет! — сказал он, утираясь огромным носовым платком. — Ты не собираешься умывать руки. Ты и Адам хотите и дальше нянчиться с этими недоносками. Подумайте как следует и лучше станьте в сторонку. «А остальное все пусть будет на совести моей больной…»

— Ах, Джон, не надо декламировать из «Макбета», это сейчас неуместно. Тебя может услышать Гая. А если она узнает, что ты собираешься выкинуть ее, она со своей стороны наделает нам гадостей. Не надо загонять людей в угол.

— Именно там ей и место!

— Ох, шел бы ты отсюда! — прикрикнула мисс Гамильтон и тут же, словно спохватившись, снова широко улыбнулась. — Милый Джон, ты прекрасен! Я тебя очень люблю, но ты безнадежен. Уходи, дай мне заняться собой.

— Аудиенция окончена? — с иронической усмешкой переспросил мистер Резерфорд и присел в реверансе на средневековый манер. Пол опасно задрожал…

Мартина открыла дверь перед драматургом. Все это время она пыталась занять себя уборкой ящиков в уголке и теперь впервые оказалась лицом к лицу с тучным мистером Резерфордом. Он заглянул ей в лицо, крякнул и заорал:

— Ого! Вот это девочка!

— Джон, Джон, не надо, — запротестовала мисс Гамильтон.

— Эврика! — рычал Джон Резерфорд. — Она именно то, что нужно! Где ты ее прятала раньше?!

— Нет, Джон. Она совсем не то, что ты думаешь. О ней просто не может быть речи! — В голосе мисс Гамильтон послышалась сталь.

Резерфорд фыркнул, хлопнул дверью и вышел.

Мисс Гамильтон продолжала пристально смотреть в зеркало. Пальцы ее были крепко сцеплены.

— Мартина, — вдруг сказала она. — Послушай, Мартина… Можно, я буду тебя так называть? У тебя такое красивое имя… Видишь ли, профессия гримера, костюмера — очень, очень специфическое дело… Вольно или невольно костюмер всегда первым узнает о всех закулисных сценах, извини за каламбур. Но он обязан быть глух и нем как рыба, такова уж профессия! Видишь ли, мистер Резерфорд — прекрасный драматург, может быть, самый лучший в Англии. Но, как все гениальные люди… — Тут голос мисс Гамильтон заметно посуровел. — Как все гениальные люди, он эксцентричен. Он наивен. Но мы — хорошо знающие его люди — всегда относимся к этому снисходительно. Понимаешь?