Книга Эпоха Пятизонья - Михаил Белозеров

Костя насторожился. Это могло быть провокацией. Он еще не доверял генералу. Да и с какой стати, если разобраться? Генерал руководил управлением, которое преследовало и ловило сталкеров. Лично Костя был против этого, но правительству виднее, думал он с тяжелым сердцем. Только непонятно, чем же сталкеры насолили стране?

– Не скрою, за вас поручился Ред Бараско, поэтому мы вам доверяем.

– Спасибо, – глупо ответил Костя и покраснел.

– Вы помните, что случилось с вами перед Шаром желаний? – спросил генерал, почему-то бросив взгляд в сторону Бараско.

Костя помолчал, вспоминая все то, что с ним произошло тогда в Чернобыльской Зоне, плохое и хорошее. Хорошего было больше, и он ответил:

– Очень смутно…

– Да. Я вас понимаю, – согласился генерал. – Я читал отчет спецслужб и с Редом неоднократно беседовал. Так вот, «дровосек» вас, несмотря на «анцитаур», должен был убить или сделать что-то такое, после чего вы не жилец, может быть, даже упечь в другое время, а ваш друг… – он снова внимательно посмотрел на Реда Бараско, над которым корпел врач в погонах, – ваш друг… испросил у Шара желаний для вас жизнь.

У Кости аж круги пошли перед глазами. Он не помнил своего последнего шага к «дровосеку», а тем более как очутился в лесу. «Выходит, Ред потратил на меня свое желание, – ошарашенно подумал он. – Вот в чем дело. Слишком щедро для Бараско, учитывая, что он хотел меня сегодня убить».

– Красивый поступок, ничего не скажешь, – запинаясь, согласился Костя.

– Выходит, что так… – сказал генерал Берлинский.

Подошел Бараско в накинутой на плечи куртке и сел рядом. От него сильно пахло лекарством. Вид у него был виноватым. Майор отчитался:

– Операция проведена грамотно. Заживление происходит нормально. На всякий случай сделали укол антибиотика и обезболивающего. Через пару дней снимем швы.

– Хорошо, – сказал генерал. – Вы свободны. – Он подождал, когда майор с санитаром покинут комнату, и потянулся к коньяку. – Не скрою, положение отчаянное. Прошло три месяца, а мы до сих пор топчемся на месте. Дело даже не в том, что погибла вся Софринская особая бригада оперативного назначения, а в том, что Зона расширяется. Сегодня она уже проходит вот здесь. – Генерал включил аппаратуру и показал на экране световой указкой Полосу отчуждения.

Внутренняя граница Полосы почти совпадала с Бульварным кольцом, внешняя была на два квартала шире. Властям пришлось выселить кучу народа. При этом внутренняя граница Полосы отчуждения ежедневно отодвигалась от Кремля на двадцать-тридцать сантиметров. Ее фиксировали приборы.

Попытка штурма Кремлевской Зоны закончилась бесславно. Софринскую бригаду пожгли на Манежной, на Красной площади, на Варварке и на Кремлевской набережной. Кто пожег, так и осталось загадкой. Тех, кого сбросили на парашютах, даже не искали. Они испарились, как испарились и пловцы ПДС – противодиверсионных сил, которые шли в Зону по подводным каналам и трубам. Эта военная операция поставила не только столицу, но и всю страну на уши. Мало того, что операция с треском провалилась и погибло пять с лишним тысяч человек, но и цели ее не были достигнуты даже на полпроцента. Впрочем, город быстро привык и к Кремлевской Зоне, и к тому, что она окружена Полосой отчуждения. Обыватели стали сочинять анекдоты о Зоне, а газетчики – высасывать из пальца жареные факты, потому что других новостей из Зоны не было. Теперь, похоже, политики думали, как выпутаться из этого положения и решить проблему «самой главной Зоны страны», как окрестили ее в народе и в прессе. Вопрос стоял так: переносить или не переносить столицу на новое место? По всем расчетам выходило, что за год при таких темпах Кремлевская Зона расширится на сто метров. Какие-то особенно дотошные репортеры посчитали: чтобы Зона поглотила всю Москву, необходимо как минимум сто лет. «Ерунда, жить можно и с Зоной», – твердили многие. «Расширим столицу!» – кричали другие. «А если она сделает рывок? Если она станет непредсказуемой? Если начнет расширяться не по тридцать сантиметров, а по тридцать метров в день. Что тогда?» – вопрошали третьи. На подобный вопрос никто не знал ответа. Ситуация вышла из-под контроля и походила на катастрофу. Однако самое поразительное заключалось в том, что другие четыре Зоны так себя не вели. Все остальные Зоны были спокойными, как уснувшие вулканы. В Москве же налицо была аннексия территории сердца страны. Аномалия пространства и времени. Но о времени тогда еще никто ничего не соображал.

– А зачем бригаду кинули на Зону, если не знали брода? – чуть-чуть ехидно и вовсе не стесняясь генерала, спросил Ред.

Костя понял, что Бараско намекал на нерасторопность власти и негибкость военных.

– Согласно «плану действий в непредвиденных обстоятельствах», – лихо отчеканил генерал Берлинский, и его огромные рыжие руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки. Костя подумал, что сейчас он врежет Бараско, но генерал сказал: – Мы ведь думали, что это штучки пиндосов.

– Вот то-то и оно, – укоризненно произнес Бараско. – Без разведки, без информации поперли, и все! Как это по-нашему! Народ только погубили. Вначале надо было изучить явление!

– Вот и изучаем, – ответил, нисколько не тушуясь, генерал. – Впрочем, не волнуйтесь, кому надо, тот уже сидит за разгильдяйство и шапкозакидательство.

– Вечно у нас так… – беззлобно пробурчал Бараско.

Вой и стон стояли по всей Москве и России, вспомнил Костя. Две недели хоронили тех, кто не пропал, кто вышел без памяти, со страшными ранами и умер в больнице. В живых осталось не больше сотни человек. Только трое из них могли вспомнить, кто они такие, остальные потеряли память и сидят по психушкам с диагнозом посттравматический психоз, шизофрения и идиотизм. Врачи говорили, что память у людей была выжжена и что они стали как трава.

– Мне поручено, – услышал он голос генерала, словно издалека, – неофициально наладить контакты с черными сталкерами. К сожалению, вас осталось не так уж много. Вот Ред Елизарович согласился сотрудничать с нами.

Костя посмотрел на Реда, словно видел его впервые. Он даже не знал, что у него есть отчество. Возмужал Ред. Действительно стал Елизаровичем. Налился силой под теплым крымским солнцем. Сделался настоящим жилистым мужиком, знающим себе цену. Дружеские чувства были спрятаны в нем глубоко под броней черного сталкера, а прошлое его не волновало. Ред, как прежде, дружески, подмигнул ему. Костя от неожиданности закашлялся. Не доверяю я теперь Реду, пусть даже он и подарил в Чернобыле мне жизнь, подумал он. А может, у него не было выхода? Может, это «анцитаур» подсуетился и сохранил мне жизнь, а я думаю на Реда?

– Ладно, давайте выпьем за сотрудничество, – словно угадал его мысли генерал. – Вы нам вот как нужны! – И черканул ребром ладони по горлу.

Они чокнулись. Коньяк оказался хорош: не мягким и не грубым, а в меру крепким и вкусным. Не слабоватым французским, подходящим для женщин, а крымским, бодрящим, как раз то, что нужно для таких разговоров.

– Хорош коньяк, – задумчиво сказал генерал и налил еще. – Нам бы с этой Зоной разобраться! – И вопросительно посмотрел на них.