Книга Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2 - Семен Маркович Дубнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот дружный натиск публицистов подействовал: прусское правительство не решилось распространить действие проектированного регламента на всю страну, а только частично осуществило его в своих польских владениях — Герцогстве Познанском, где жили сплошные, еще не онемеченные еврейские массы, численностью до 80 000 человек. В июне 1833 г. был опубликован «Временный регламент», разделяющий евреев этой провинции на два разряда: «натурализованных» и недостойных натурализации. К первому разряду отнесены оседлые и зажиточные люди, отличающиеся беспорочным поведением и употребляющие в своих деловых сношениях немецкий язык; ко второму — оседлые, но не зажиточные. Натурализованные пользуются почти всеми правами, предоставленными евреям Пруссии законом 1812 года, конечно в его урезанной форме; ненатурализованные ограничены в правах жительства и промыслов: им запрещается жить в деревнях, а торговцам в городах нельзя приписаться к купеческому сословию. Зато еврейским общинам Познани предоставлены «права корпораций», пользующихся самоуправлением под контролем государства. Военная служба в этой провинции остается необязательною для евреев (в коренной Пруссии она была обязательна с 1812 года), но добровольцы, «нравственно и физически способные» к службе, допускаются в армию. Однако и этот жалкий статут с малыми льготами и большими ограничениями так обрадовал познанских евреев, что они устроили торжественное шествие по улицам, нося на бархатной подушке экземпляр «милостивого» декрета».
Сильное общественное движение поднялось в Пруссии после смерти Фридриха-Вильгельма III. В медовые месяцы царствования его преемника, Фридриха-Вильгельма IV (1840), либеральные круги тешили себя надеждою на перемену политического строя в конституционном духе. Евреи также уповали на нового короля, сказавшего несколько любезных слов приветствовавшим его в Берлине и Бреславле еврейским депутациям. Скоро, однако, наступило разочарование. «Романтик на престоле», грезивший о чисто христианском государстве, Фридрих-Вильгельм IV имел своеобразный взгляд на еврейский вопрос. Рассматривая еврейство не как религию только, а как особую самобытную «корпорацию» или исторически сложившуюся народность, король признавал долгом государства давать этой народности свободу развития внутри ее автономных общин; но из этой верной предпосылки он делал ложное заключение, что духовно-автономное еврейство не может участвовать в политической жизни, составляющей продукт христианской культуры: как чужеродный элемент, евреи не могут быть допущены на государственную службу и даже от военной службы их надо освободить, как от функции политической. Предначертания короля, секретно обсуждавшиеся правительством, стали известны обществу; о них проникли смутные слухи в печать; о них с волнением говорили в кругах еврейских общественных деятелей. Борцы за эмансипацию возмущались. Представление короля о еврействе, как исторически обособленной «корпорации», шло в разрез с тем отрицанием еврейской национальности, на котором ассимилированное еврейское общество строило всю свою защиту равноправия; вывод же из этого представления подтверждал опасения еврейских деятелей: король, не признающий евреев немцами, не признает их и полными гражданами. Проектируемое освобождение от военной службы казалось угрожающим симптомом, заранее придуманным оправданием для намеченного лишения евреев гражданских прав.
И вот по всему фронту прусского еврейства дан был лозунг «патриотического» протеста. Организатором протеста был д-р Людвиг Филиппсон, энергичный редактор «Всеобщей газеты еврейства» («Allgemeine Zeitung des Judentums»). Представители 84 общин подписали составленную Филиппсоном петицию на имя короля, в которой умоляли не лишать евреев обязанности и чести служить в армии. «Мы перестали бы быть настоящими пруссаками, если бы лишились безусловной обязанности служить в армии», — писали петиционеры. Многие другие общины посылали королю петиции об успокоении умов путем осуществления равноправия (1841—1842). Этот поток петиций заставил правительство откликнуться. 5 мая 1842 г. министр внутренних дел Рохов объявил представителям берлинской общины, что король желает не ухудшить, а улучшить положение евреев, устранить тягостные ограничения личных прав и гарантировать большую самостоятельность еврейским корпорациям. «Но вместе с тем, — прибавил министр, — его величество считает необходимым, чтобы все эти гарантии были связаны с условиями, вытекающими из сущности христианского государства, в силу которых недопустимо предоставление евреям административной власти над христианами или вообще прав, могущих нанести ущерб христианскому общественному строю». К этому ответу правительство присовокупило мало успокоительное заявление, что оно вырабатывает новый «закон о евреях» (Judengesetz), который скоро будет обнародован. И действительно, министерские канцелярии оживленно сносились с провинциальными властями, собирая материал по еврейскому вопросу.
Общественное возбуждение не улеглось. Кроме петиций, оно нашло себе исход в массе брошюр и газетных статей, где страстно дебатировался вопрос о равноправии. В этом хоре голосов снова громко зазвучал голос Риссера. В книге, озаглавленной «Опасения и надежды относительно будущего положения евреев в Пруссии» (ноябрь 1842), он осветил вопрос с наиболее существенной его стороны — национальной, затронутой в королевском проекте. Исходным пунктом своего рассуждения Риссер взял одну инспирированную газетную статью, где обосновывалась новая официальная доктрина. Согласно этой доктрине, «удивительный» исторический факт сохранения иудаизма объясняется тем, что в нем идеи религии и национальности тесно связаны; следовательно, в интересах еврейства отстаивать все, что поддерживает эту животворящую связь, и государство не должно делать ничего, что повело бы к «амальгамированию» евреев с окружающими народами. Риссер подробно анализирует это мнение. Еще недавно, говорит он, все официальные возражения против равноправия сводились к тому, что евреи — отдельная нация, и все усилия защитников эмансипации были направлены к опровержению этого мнения, а теперь правительство выступает за сохранение еврейской национальности. Верно, что некогда религия и национальность в еврействе были тесно связаны, но в ходе истории «иудейство сохранилось не благодаря этой связи, а вопреки ей». Еврейство перенесло кризисы истории потому, что в нем национальный, земной элемент был всегда подчинен духовному, чисто религиозному, высшей идее Божества. Национальное тело народа умерло, его душа — религия — сохранилась. Без почвы, государства и языка нет нации, и еврейство давно перестало быть нацией. Из материальных признаков уцелело только «племенное родство» (Stamm-Verwandschaft), но эта сила недостаточна для сохранения