Книга Консерваторы. Без либералов и революций - Эдмунд Бёрк

заново».

Но разве умение проявляется в разрушении? Ваша чернь может сделать это не хуже, чем ваше Собрание. Для этого достаточно грубой силы. Ярость и неистовство в полчаса разрушат то, что создавалось веками. Ошибки, недостатки старого порядка очевидны и ощутимы. Указать на них может каждый. И установленной абсолютной власти требуется лишь меч, чтобы вместе с пороками упразднить и само государство. Когда эти политики берутся за работу, чтобы начать строить на месте разрушения, им мешают лень и суетность, медлительность и злоба. Сделать все иначе, чем было, так же легко, как разрушать. Не надо преодолевать никаких трудностей, чтобы создать то, чего никогда не было. Критика обычно заходит в тупик, пытаясь найти недостатки в том, чего ранее не существовало, а всплески энтузиазма, необоснованные надежды обычно принимаются без возражений.

Сохранять и одновременно реформировать – дело совсем иное. Задача сохранения последних частей старого государственного механизма и необходимости добавления к ним новых требует сильного ума, концентрированного и постоянного внимания, сравнительных и комбинационных способностей, взаимопонимания; эти качества должны проявляться в постоянном столкновении с противостоящей силой порока, желанием отказаться от совершенствования и раздражающим легкомыслием. Но вам могут возразить: «Такой процесс протекает медленно. Это неприемлемо для ассамблеи, которая похваляется тем, что за несколько месяцев может справиться с работой, на которую нужны столетия», «такой способ реформирования может потребовать многих лет». Несомненно, потребует; и так и должно быть. Мы имеем дело с методом, для которого время – один из помощников; его осуществление протекает медленно и в ряде случаев почти незаметно. Но действовать таким образом – это действовать в правильном направлении, и, с моей точки зрения, в этом – проявление величайшей мудрости. Однако ваши лидеры рассматривают все только с одной точки зрения – со стороны пороков и ошибок, при этом и то, и другое сильно преувеличивают. Хотя это может показаться парадоксальным, но правда, что те, кто обычно занимаются поиском и выявлением ошибок, не способны к реформаторству, ибо их ум направлен не на добро и справедливость и не привык находить в них удовольствия. Но слишком сильно ненавидя пороки, они слишком мало любят людей. И следовательно, нет ничего удивительного в том, что они не расположены и не способны служить им. Отсюда и проистекает стремление ваших лидеров все разбить вдребезги. И свои недобрые игры они ведут с удвоенной активностью.

* * *

Все это приводит к тому, что граждане рассматривают Францию как страну завоеванную, в которой завоеватели проводят самую жестокую политику. Это политика варваров-победителей, которые презирают покоренный народ, оскорбляют его чувства, стирают следы старого государства во всем – в религии, законах, обычаях, государственном устройстве; они нарушают территориальные границы, порождают всеобщую нищету, торгуют собственностью на аукционах, сокрушают принцев, дворянство, первосвященников; они уничтожают каждого, кто подымает голову выше их уровня или готов служить сплочению разъединенного своими несчастьями народа под знаменем старой системы. Они сделали Францию свободной такими же методами, какими действовали искренние друзья прав человечества в Риме, свободной Греции, Македонии и других странах, разрушая связи, поддерживающие государство, под предлогом обеспечения независимости каждого из городов.

Ваше новое государственное устройство было рождено, воспитано и вскормлено так, что приобрело пороки, разрушавшие все республики. Ваш ребенок появился на свет с симптомами смертельной болезни: маска Гиппократа определила черты его лица и будущую судьбу.

Законодатели, которые создали республику в прошлом, знали, что это дело трудное и для него недостаточно метафизических представлений студента и математических знаний акцизного чиновника. Они понимали, что должны иметь дело с людьми и потому обязаны изучать человеческую природу. Их взаимоотношения с гражданами требовали знания тех обычаев, которые создаются в обществе под влиянием жизненных обстоятельств. Они понимали, что в новом обществе возникают новые качественные разновидности людей, которые характеризуются в зависимости от их происхождения, образования, возраста, профессии, места проживания (в городе или деревне), от приобретения и закрепления собственности, от вида этой собственности, словом, всем, чем отличается человек от животного. Поняв это, они вынуждены были разделить граждан на сословия и придать им такое положение в государстве, при котором их обычаи и привычки способствовали бы исполнению ими присущих им функций; каждое сословие могло пользоваться своими привилегиями и иметь возможность защитить себя в случае конфликтов, неизбежных в каждом неоднородном обществе. Если невежественный земледелец прекрасно знает, как разделить своих овец, лошадей и рогатый скот, и обладает достаточным здравым смыслом, чтобы не уравнивать их между собой как неких абстрактных животных, и обеспечивает каждый вид присущей ему пищей, уходом и применением, то стыдно было бы законодателю или экономисту рассматривать людей абстрактно, вообще. Монтескье по этому случаю очень справедливо заметил, что великие законодатели античности в своей классификации граждан проявили величайшую интеллектуальную силу и даже превзошли самих себя.

Ваши современные законодатели в этом вопросе оказались ниже уровня собственного ничтожества. Если первый тип законодателей обращался к разным сословиям граждан, объединяя их в едином государственном устройстве, то другой – метафизики и алхимики – выбрал прямо противоположное направление. Они захотели смешать всех, как получится, в гомогенную массу, а затем разделить эту массу между некоторым числом не связанных между собой республик. Казалось бы, они могли извлечь урок из собственной философии – им следовало бы знать, что в интеллектуальной сфере есть и другие понятия, кроме «количества» и «субстанции».

Старые республиканские законодатели не принимали во внимание нравственных обстоятельств и склонностей людей, которые они нивелировали и подавляли; принятая при монархическом режиме классификация граждан была довольно грубой; но каждая такая классификация, должным образом осуществленная, полезна при любых формах правления и представляет строгий барьер для чрезмерного деспотизма, являясь вместе с тем необходимым условием полезности и сохранения республики. При ее отсутствии, если настоящий проект республиканского правления обманет ожидания и все гарантии умеренной свободы не будут подтверждены, то ничто не помешает вернуться к деспотии, и если монархия во Франции будет восстановлена (не важно, какая династия придет к власти – это может быть даже мудрый и добродетельный монархический совет), в стране возникнет такая полная тирания, какой еще не бывало на земле. Вы играете в отчаянно опасную игру.

Замешательство, неразбериха, возникающие в таких ситуациях, будут полезны любой власти; под видом защиты конституции она организует террор и позаботится о возврате того страшного зла, которое всегда этот террор сопровождает, надеясь, что благодаря возврату деспотии государство будет спасено от полной реорганизации.

* * *

Решение разбить страну на отдельные республики приведет к возникновению между ними множества трудностей и противоречий. Если бы это не было сделано, никогда не потребовалось