Книга Консерваторы. Без либералов и революций - Эдмунд Бёрк

бы улаживать вопросы полного равенства, баланса отношений, а все эти индивидуальные права, проблемы, связанные с населением, избирательным цензом, оказались бы ненужными. Представительство от отдельных частей страны возлагало бы ответственность за всю страну в целом. Каждый депутат собрания представлял бы Францию, все ее сословия, большие и малые, богатых и бедных, крупные и мелкие территориальные округа. Эти округа подчинялись бы установленной властной структуре, существующей независимо от них. Это прочное, несменяемое, фундаментальное правительство действовало бы на всей территории страны.

У нас в Англии, когда мы выбираем народных представителей, мы посылаем их в парламент, где каждый из них является прежде всего подданным и подчиняется правительству при выполнении своих обычных функций. В правительстве представлены обладающие полномочиями члены от различных округов. Это центр нашего единства. Полномочное правительство предано целому, а не отдельным частям государства. Есть еще одна ветвь нашего правительства, я имею в виду палату лордов. Король и лорды выступают гарантами равноправия всех провинций и городов.

Слыхали ли вы о провинции в Великобритании, страдающей из-за неравного представительства? Или чтобы какой-либо округ не был представлен вообще? Равноправие гарантируют не только король и пэры, но и дух палаты общин…

Не найдя принципа для объединения различных новых республик Франции ни в природе, ни в конституциях, я задумался над тем, что ваши законодатели могли бы предложить в качестве «связующего вещества». Их конфедераты, спектакли, гражданские праздники, энтузиазм я не принимаю в расчет – это не более чем обычные трюки. Но, проследив их политику и действия, мне думается, я мог бы определить способы, с помощью которых они будут пытаться объединить эти республики. Это, во-первых, конфискация с последующей вынужденной циркуляцией бумажных денег; во-вторых, высшая власть, сконцентрированная в Париже; и, в-третьих, общая армия всего государства. Прежде чем перейти к проблемам, связанным с армией, я хотел бы остановиться на двух предыдущих.

Если считать, что конфискация, сопровождаемая увеличением денежного обращения, может служить «связующим веществом», то я не могу отрицать, что оба эти фактора могли бы способствовать объединению отдельных частей страны в единое целое, когда бы не безумие управления, ведущее к их отталкиванию. Но даже если предположить, что такая программа может на длительное время обеспечить необходимую связь, то все-таки, коли конфискации окажется недостаточно, чтобы обеспечить функционирование денежной системы (а я уверен, что так и будет), неизбежно наступит разъединение, разруха и беспорядки во всех конфедеративных республиках; причем это произойдет как во внешних взаимоотношениях, так и внутри их самих.

Единственное, что определенно несет с собой такая программа, что явится не побочным, а прямым результатом ее осуществления, так это появление правящей олигархии в каждой из республик. Оборот бумажных денег, не обеспеченных реальными ценностями, их участие во всех коммерческих и гражданских операциях приведут к тому, что вся власть, сила и влияние окажутся в руках тех, кто руководит и осуществляет этот оборот.

Олигархическое правление

Ваши законодатели, новаторы во всем, первые основали республику на этой азартной игре и вдохнули в нее торгашеский дух, который стал ее жизненным дыханием. Величайшее достижение их политики – превращение Франции из великого королевства в большой игорный дом, а ее жителей в нацию игроков; они сделали спекуляцию такой же всеобъемлющей, как жизнь, а все человеческие чувства свели к страстям и предрассудкам тех, кто живет в надежде на случай и удачу. Они во всеуслышание провозгласили, что их республиканская система не может существовать без этого игорного фонда и что нить их жизни прядется из торговли и спекуляций.

Конечно, старая игра на деньги была злом; но это зло касалось только отдельных личностей. Даже когда она достигала широкого распространения, как, например, на Миссисипи, она затягивала сравнительно немного людей. Но если закон, который в большинстве случаев запрещал эту игру, поощряет и толкает всех к разрушительному игорному столу, внося дух и символику игры в мельчайшие дела, втягивая в нее каждого, то ужасная болезнь подобно эпидемии захватывает мир. Человек у вас не может ни заработать себе на обед, ни купить его без спекуляции. То, что он получил утром, вечером уже имеет другую цену. Кто будет работать, не зная размера своего вознаграждения? Кто станет копить, не зная стоимости того, что он сохраняет? Человеческая бережливость превратится в болезненный птичий инстинкт.

Хотя политика правительства систематически направляется на создание нации игроков, те, кто вынужден играть, почти не знают правил игры; еще меньшее число людей находится в условиях, позволяющих пользоваться своим знанием. Большинство должно выступать в роли обманутых меньшинством, которое управляет машиной этих спекуляций. Какое влияние такое положение оказывает на людей, не живущих в городах, очевидно. Когда крестьянин привозит на рынок зерно, городской магистрат обязывает продать его за ассигнаты по номинальной стоимости; но когда с этими деньгами он идет в лавку, то обнаруживает, что на другой стороне улицы это зерно стоит на семь процентов больше. Второй раз на такой рынок он не придет. Горожане будут возмущены и попытаются заставить крестьян привозить зерно. Начнется сопротивление; и побоища, которые уже состоялись в Париже и Сен-Дени, могут возобновиться по всей Франции. Власть, полученная буржуа и денежными воротилами в результате революции, сконцентрировалась в городах. Помещики, мелкие землевладельцы и крестьяне ее не получили. Суть деревенской жизни, сама природа земельной собственности с сельскими работами и радостями, которые они несут с собой, не способствуют объединениям, обычным для города. Как бы вы ни пытались объединить деревенских жителей, они остаются индивидуалистами. Любой вид кооперации среди них почти не осуществим. В то же время в городе объединения естественны. Привычки горожан, их занятия, дела, их праздность постоянно толкают к взаимным контактам. Их добродетели и пороки социальны; они легко объединяются и подчиняются дисциплине, они податливы в руках тех, кто собирается использовать их для гражданских или военных целей.

Все эти соображения не позволяют сомневаться, что если этот конституционный монстр сможет продолжать действовать, то Францией будут управлять корпоративные агитаторы, городские общества, состоящие из правителей денежного мира, стряпчие, агенты, биржевики, спекулянты и авантюристы, которые составят бесчестную олигархию.

Так кончаются все грезы о равенстве и правах человека. Они будут поглощены этой олигархией, забыты и утрачены навсегда.

* * *

Таков первый принцип, признанный служить «связующим веществом» для республик. Вторым цементирующим принципом для новых республик должна была стать концентрация высшей власти в Париже, и он тесно связан с другим способом объединения, с денежным обращением и конфискацией. Именно в этой части проекта мы должны искать причину разрушения всех связей, церковных и светских, в провинциях и подведомственных