Книга Луч надежды - Александр Ветров

она была бы настоящей, искренней. Я начал осознавать, что это чувство было бы искреннем, мне не пришлось бы притворяться и обманывать самого себя. Но почти настолько же искренне я понимал, что не смогу ей написать. Мысль о том, что это единственный выход из моей депрессии, всё больше и больше убеждала меня том, что я должен это сделать. Моя душа боролась с моим страхом. И к счастью, душа всё-таки победила. Я решил написать ей дома вечером. Это был одно из немногих правильных решений в моей жизни. Возможно, самое правильное. Чуть позже и всё время в будущем я не раз благодарил самого себя за это. В общем, я до сих пор себя за многое ненавижу и буду продолжать ненавидеть, но за это я сам себе благодарен. Благодарен настолько, что кажется, благодарю не себя, а другого человека. Но я слишком забегаю вперёд, вернусь к тому дню. Было это, кстати, третье июля две тысячи четырнадцатого года.

Я приехал домой вечером в районе пяти – шести часов. Поесть сейчас было бы вполне нормальной человеческой потребностью, а не обжорством. Учитывая то, что я почти ничего не ел в течении дня, это было даже необходимостью. Но есть мне по-прежнему не хотелось. Я сел у себя в комнате и закрыл дверь. Чтобы как-то отвлечься и оттянуть переписку с Женей, я просто открыл Вконтакте на ноутбуке и стал бездумно листать ленту. В комнату вошла мама и предложила мне поужинать. Я чувствовал, что не смогу засунуть в себя ни куска еды, поэтому сказал, что не голоден. И тут, как я и ожидал, начались расспросы. Я знал, что это случится, но что я мог поделать? Мама долго пыталась выбить из меня причину отсутствующего у меня аппетита. И в итоге она победила. Я рассказал всё. О своём безразличие, об апатии, обо всём. Кроме того, что я хотел написать Жене. И тут мама немного успокоилась, поняв, что это проблема, не связанная со здоровьем. В первую очередь, как я уже говорил, её волновали проблемы со здоровьем. Хотя на мой взгляд, самое важное – это эмоциональное и психическое равновесие, счастье и цель в жизни, ведь без всего этого от здоровья нет никакого смысла. Камень, например, тоже не имеет проблем со здоровьем, но он ничего не чувствует, ничего не хочет и не о чём не мечтает, но кто хочет превратиться в камень? Впрочем, я даже рад был, что она относительно спокойно отреагировала на то, что я ей сказал. Она сказала, что мы можешь сходить к психологу, а ещё можем посетить церковь. Я был не сильно верующим человеком. Да, я крещён, у меня есть нательный крестик, даже иконы в комнате стоят, но это для меня имеет, скорее, символический, формальный характер. Однако в тот момент я был согласен на что угодно. И тут приятное чувство накрыло меня. Я почувствовал, что мне стало легче. Мне нужно было высказаться, и я сделал это уже двум людям. Но мама – это мама. Это родной человек. Помимо практических вариантов решения проблемы, я почувствовал её доброту, теплоту, поддержку. Никто кроме мамы не может дать такого человеку. Одновременно я окреп в желании написать Жене. И тут с того самого дня, когда я ехал на дачу, я наконец-то почувствовал себя почти счастливым. Я знал, чего мне не хватает – написать Жене. Но и то, что я чувствовал тогда уже давало мне надежду и невероятное облегчение. Даже аппетит проснулся. Я спустился вниз и поел. Но не гору, как это бывало обычно, а вполне адекватную человеческую порцию, сколько требовалось ещё растущему организму.

Перед сном я лёг в кровать с ноутбуком и решил сделать то, что замышлял почти весь день. Конечно, я ожидал, что это будет сложно. Нет, я мог написать Жене с просьбой сказать, какое задали домашнее задание, с просьбой списать, химию, например. Кстати, говоря о химии. Тут стоит немного отвлечься и вернуться на некоторое время назад – в конец учебного года. Химия – это предмет, который понятен для меня меньше всего на свете. Мне грозила тройка в году, а троек в году у меня ещё не было. И тогда я попросил у Жени списать контрольную, которая, собственно, и решала мою годовую оценку. Химичка – удивительный человек. Она всегда прекрасно видела, когда кто-то списывал, но могла либо пресечь этот акт, либо закрыть глаза. Но проверяя работы, она как будто забывала о том, что ты списывал. То есть она могла спокойно накричать на тебя во время контрольной работы, а потом при оглашении оценок спокойно сказать: "четыре" или даже "пять". Вот и в тот раз я попался. Но то, что на меня кричат учителя, нисколько не трогает меня, я просто привык. Но кроме этого, химичка накричала и на Женю. Ведь ей нужно быть максимально сконцентрированной на контрольных по химии, потому что ей ещё предстоит писать ЕГЭ по этому предмету. А она отвлекается на каких-то неучей, оказывая им медвежью услугу. Меня тогда задел этот момент, мне стало жалко Женю. Очень было неприятно, что на неё накричали из-за меня. Ничего, в общем-то, страшного и не произошло, это был не прям разнос, а просто грубое наставление, замечание, но всё равно было неприятно. Хотя четвёрку и я получил. Перед Женей за это я извинился и не раз, хотя она уже в первый раз сказала, что всё в порядке. После этого я вообще боялся просить у неё что-то списывать и дал себе обещание больше так не делать.

Я открыл наш диалог Вконтакте который был недлинным. Я хотел сделать этот разговор обычным и неподозрительным. Но о чём можно было написать в середине лета девушке, с которой общался два с половиной раза в жизни? Весьма нетривиальным было моё сообщение Жене вечером третьего июля две тысячи четырнадцатого года: "Привет." Не помню, онлайн она была в тот момент или нет, но она пока не отвечала. Я прикрыл крышку ноутбука и думал о том, не зря ли я это сделал? О чём я буду писать дальше? Но в любом случае, было уже поздно, удалять сообщение Вконтакте в то время было ещё нельзя. Я надел наушники, чтобы не будить спящую рядом сестру, и стал прислушиваться к звуку неизбежного уведомление о новом сообщении. Я смотрел на освещённую светодиодами от различных приборов стену и с очень большим волнением ждал этого звука. Пульс