Книга Детские странствия - Василий Леонтьевич Абрамов

донесся звук рожка, а потом голос матери:

- Вставай, Вася, коровий пастух уже ушел.

Не хочется вставать, но мать расталкивает меня и говорит:

- Пора, Вася, гнать овец.

До чего же сладок сон! Поднимешь голову и не удержишь ее, но мать будит все настойчивее:

- Плесни, Вася, водички в лицо, и сон пройдет. Вот и встал уже и умылся, а сон все не проходит.

- Помнишь, к кому кушать-то идти? - спрашивает мать, и тут до сознания моего сразу доходит, что я пастушок, что с сегодняшнего дня буду кормиться не дома, а у чужих людей, по очереди ходить то к одной, то к другой хозяйке; и одежду буду носить уже не свою, а чужую, тоже по очереди; свой только березовый кошель за плечами да березовый прут в руке.

Чем-то сегодня накормит очередная хозяйка? Хорошо бы, дала каши с молоком!

Первая хозяйка, к которой я пришел кормиться, оказалась сердитой.

- Жри скорее! - сказала она, показывая на стол.

Какая уж тут каша! Холодная, сваренная вчера картошка, кусок хлеба, луковица и несколько соленых белянок.

Пока я завтракал, хозяйка сбегала куда-то и, вернувшись, кинула мне рваную домотканую рубаху и штаны. Видно, пролежали они зиму в сарае и, когда я сниму их, будут там лежать до следующей очереди. Для своего парня уже не годны, а пастушку сгодятся.

Для первого раза все хозяйки сами выгнали своих барашков, овечек и ягняток, и от каждой я должен был выслушать наставление, как пасти и как беречь их.

- Ладно, чего уж там, знаю! - досадливо отмахивался я от баб, своими наставлениями мешавших мне считать скотину.

Я считал, сбивался и снова пересчитывал, а бабы ругали меня за то, что я их не слушаю, боялись, что неопытный пастушок вечером недосчитается скотины.

Гоня стадо по знакомой дороге, мимо Бабиной горы и дальше, среди огороженных изгородью полей Путнего, Нового и Дальнего, с березовым кошелем за плечами и с длинным березовым прутом в руке, я чувствовал себя заправским пастухом.

За изгородью не зеленели еще хлеба, не соблазняли овец, и они торопились по дороге к своему пастбищу, начинавшемуся за горой Горб.

Невысокая гора этот Горб, но с нее далеко видно. Впереди безлесные поляны - перелоги, за ними - лес, поднимающийся ступеньками к небу: сначала молодой лесок - подросток, потом малеги - лес повыше и погуще, а еще дальше совсем взрослый лес - бор. А позади - Онега, деревни на ее безлесных берегах, купола и кресты церквей, за ними тоже темная лесная щетина.

Если заглядишься с Горба по сторонам, забудешь про овечек. Что там, за самым дальним лесом, на краю земли? Эх, добраться бы туда, поглядеть, что оттуда видно!

Овцы - животные пугливые, любят держаться кучно, но, если еще мало на перелогах травы, они могут далеко разбрестись в стороны. Найдется резвая, выскочит вперед, чтобы первой пощипать молодую травку, другая выскочит в сторону - там тоже зеленеет, а за резвыми потянутся и робкие. Потом полдня бегаешь по перелогу и подлеску, свистишь березовым прутом, сгоняя в стадо разбежавшихся овец…

Плохо, если утром поешь соленых белянок, - хочется пить, а воды поблизости не видно. Выбежишь на дорогу - нет ли где дождевой лужицы в колее?

Проедет мужик на телеге; остановится, спросит:

- Ну как, пастушок, пасешь?

- Пасу.

- Волков не боишься?

- Не боюсь.

- Ну и молодец, паси хорошо, - говорит мужик.

Он продолжает свой путь, а я ищу дождевую лужицу в колее.

Хочется отдохнуть - намаялся уже бегать вокруг стада; но, чтобы самому прилечь, надо прежде положить всех овец, а пока их положишь, еще набегаешься.

Легла одна овца, легла другая, постепенно все стадо легло. Теперь можно растянуться на земле и поглядеть, как на небе облака дробятся и снова, догоняя друг друга, собираются вместе в одно большое облако, и оно опять начинает дробиться. Только что облако было похоже на бородатого мужика, в шапке, и вот оно уже похоже на купол церкви. Следишь за ним, и вдруг купол превращается в крест, а крест становится мечом.

Однажды, заглядевшись на облака, я заснул и, проснувшись, не увидел своего стада. Перепугавшись, я залез на высокое дерево и долго крутил головой: куда бежать, где искать овец?

Вернуться в деревню без стада? Может ли быть больший позор для пастуха! И я решил, что лучше дойти до края земли и броситься оттуда вниз головой, чем услышать, как тебя дразнят в деревне: «Хорош пастух - стадо потерял!»

Я нашел свое стадо только под вечер, когда, роняя по пути слезы, брел молодым леском. От радости, что овечки нашлись и можно жить на. свете, я перецеловал всех ягняток и сказал себе:

- Ну, теперь врешь - больше не просплю!

Но трудно весь день выдержать на ногах - захочется присесть, а присядешь - захочется прилечь, поглядеть на облака. Чтобы не потерять стадо, я стал привязывать себя бечевкой к самой резвой овце или к барану: один конец к овечьей ноге, а другой - к своей. Овечка вскочит, дернет бечевку - и я тотчас вскочу.

Неподалеку пас коров пастух Игнашка.

Он иногда проведывал меня. Если я спал, он дергал за бечевку.

- Ишь, какой смышленый? - хвалил меня Игнашка, когда, разбуженный им, я поспешно вскакивал на ноги. - Скучно одному-то в лесу? - спрашивал он, садясь рядом со мной, и начинал ловить оводов.

Он насаживал их на сухую травинку, одного за другим, сколько могло поместиться, потом подбрасывал вверх и внимательно следил, как насаженные на травинку оводы мечутся из стороны в сторону, пока не упадут на землю или не исчезнут в воздухе.

Я перенял у Игнашки эту забаву и за лето пустил в плавание немало таких воздушных кораблей.

Вносили разнообразие в мою пастушескую жизнь и бабочки, которые в солнечную погоду разноцветными стаями кружили над водой, кое-где сохранявшейся от дождя в дорожных колеях. Поймаешь одну и долго разглядываешь ее красивые крылышки.

В лесу появляются ягоды - земляника, а вскоре и малина, и кто первый отведает их, если не пастушок!

Из деревни приходят ребята, просят показать ягодные места. Кто же знает их лучше меня!

Быстро прошло жаркое лето с комарами, оводами и слепнями; начались дожди.

Как только на небе появлялись дождевые тучи, я с ножом в руках забирался на дерево, резал ветки, а