Книга Валентин Понтифик - Роберт Силверберг

Большая пятиугольная площадь перед Домом Записей являлась нижней границей общедоступной зоны Лабиринта, все помещения ниже ее занимали государственные учреждения. Хисссун прошел под огромным светящимся зеленоватым экраном на стене Дома Записей, где были перечислены все понтифики и коронали – две колонки текста, тянувшиеся вверх, куда не достигнет и самый зоркий глаз: где-то наверху имена Дворна и Меликанда, Баргольда и Стиамота, правивших сотни лет назад, а внизу – Кинникен, Оссьер, Тиверас, Вориакс и Валентин. Возле дальнего конца списка государей Хиссун показал документы охранявшему вход одутловатому хьорту в маске и вошел в самые глубины Лабиринта. Он спускался ниже и ниже: мимо загородок и нор бюрократов средней руки, мимо резиденций высших министров, мимо туннелей, что вели к огромным вентиляционным системам, от которых зависела вся здешняя жизнь. То и дело его останавливали на постах и просили предъявить документы. Здесь, в государственном секторе, к вопросам безопасности относились очень серьезно. Где-то в этих глубинах находилась берлога самого понтифика – говорили, что безумный старый монарх живет в специальном большом стеклянном шаре, сидит там на своем троне и к нему подведены трубки жизнеобеспечения. Интересно, подумал Хиссун, этот шар предназначался сначала для защиты от убийц? Если то, что он слышал о понтифике, было правдой, то отсоединить все эти трубки и отправить бедного старого Тивераса наконец к Истоку было бы чуть ли не милосердием Божества. Хиссун не мог найти ни одной приемлемой причины для того, чтобы десятилетие за десятилетием поддерживать жизнь в дряхлом, утратившем разум понтифике.

Наконец, запыхавшийся и помятый, Хиссун встал на пороге Большого зала на самом дне Лабиринта. Он безнадежно опоздал – чуть ли не на час.

Трое огромных мохнатых скандаров в форме гвардии короналя преградили ему пусть. Под свирепыми высокомерными взглядами четвероруких гигантов Хиссун съежился и с трудом переборол желание упасть на колени и попросить прощения. Каким-то образом он собрал остатки самоуважения и, стараясь глядеть в ответ с таким же превосходством – а это нелегко, когда приходится смотреть в глаза девятифутовым гигантам, – сказал, что он состоит в свите лорда Валентина и приглашен на банкет.

Он был почти уверен, что стражи с насмешками прогонят его, словно назойливую муху. Но нет: они серьезно посмотрели на его эмблему, сверились с какими-то списками и, низко поклонившись, пропустили через огромные, окованные бронзой двери.

Наконец-то он добрался на банкет к короналю!

Сразу за дверью стоял пышно разодетый хьорт с огромными выпуклыми золотистыми глазами и выкрашенными в оранжевый цвет усами, совершенно не сочетавшимися с сероватой грубой кожей лица. Этой удивительной персоной был Виноркис, мажордом короналя, он торжественно приветствовал его и воскликнул:

– О! Посвященный Хиссун!

– Пока еще не посвященный, – попытался объясниться Хиссун, но хьорт уже величественно повернулся и, не оглядываясь, зашагал по центральному проходу. Хиссун последовал за ним на негнущихся ногах.

Он чувствовал себя здесь совершенно чужим. В зале находилось чуть не пять тысяч человек, они сидели за круглыми столами на дюжину гостей каждый, и Хиссуну показалось, что все уставились на него. Пройдя шагов двадцать, он, к своему ужасу, услышал смех, сперва тихий, затем все громче и громче, и вот уже по залу волнами перекатывается туда-сюда безудержный хохот. Никогда раньше он не слышал такого громкого раскатистого звука, примерно таким он представлял шум прибоя где-нибудь на диком северном берегу.

Хьорт шагал не останавливаясь, казалось, уже полторы мили, а за ним через океан веселья мрачно шел Хиссун, желая стать ростом в полдюйма. Однако он скоро понял, что все вокруг смеются вовсе не над ним, а над выступлением акробатов-карликов, которые со смешными ужимками пытались построить гимнастическую пирамиду, и Хиссун немного успокоился. Затем он увидел, что сам лорд Валентин, улыбаясь, машет ему с возвышения и указывает на пустое кресло рядом с ним. Хиссун чуть не всплакнул от облегчения. В конце концов все вышло хорошо.

– Ваше величество! – прогрохотал Виноркис. – Посвященный Хиссун!

Уставший Хиссун с благодарностью опустился в кресло как раз в тот момент, когда по залу разнеслись громкие аплодисменты – это гости хлопали акробатам. Слуга подал ему полный кубок какого-то искрящегося золотого вина, и когда Хиссун поднес его к губам, все, сидящие за столом, приветственно подняли кубки. Вчера утром во время короткого, но удивительного разговора с лордом Валентином, когда он предложил ему присоединиться к его свите на Замковой горе, Хиссун уже видел некоторых из этих людей, но тогда не было времени на знакомство. Теперь же они сами приветствовали его – его! – и представлялись. Но в этом не было нужды, поскольку героев, что были с лордом Валентином во время славной войны за возвращение престола, знали все.

Сидящая с ним рядом огромная воительница, наверняка Лизамон Халтин, личный телохранитель короналя. Рассказывают, что, когда короналя проглотил морской дракон, она прорубила путь наружу из его чрева. А человек небольшого роста с удивительно бледной кожей, совершенно седыми волосами и шрамом на лице мог быть только знаменитым Слитом; он в годы изгнания научил короналя жонглировать. А тот, с проницательным взглядом и густыми бровями, – Тунигорн, лучший стрелок из лука на Замковой горе. Маленький вруун со множеством щупалец – не иначе как колдун Делиамбер. Молодой, на вид ненамного старше самого Хиссуна, мужчина с веснушчатым лицом, скорее всего, бывший пастух Шанамир. Вот этот стройный величавый хьорт, должно быть, гросс-адмирал Эйзенхарт. Кругом одни знаменитости, и Хиссун, всегда считавший, что не испытывает перед ними ни благоговения, ни трепета, попав в их общество, обнаружил, что очень даже благоговеет перед ними.

Не испытывал благоговения? Да, некогда он лично подошел к лорду Валентину и бессовестно выклянчил у него полрояла за экскурсию по Лабиринту и еще три кроны сверху за то, что нашел ему и его свите жилье во внешнем кольце. И никакого трепета он тогда не ощущал. Коронали и понтифики были такими же людьми, просто имели больше власти и денег, чем все остальные, и на троне оказывались лишь потому, что им повезло родиться на Замковой горе, в семье аристократов, и удачно подняться по карьерной лестнице на самый верх. Хиссун давно понял – чтобы стать короналем, не требуется даже особого ума. В конце концов, лорд Малибор каких-то двадцать лет назад вышел в море охотиться на морских драконов и совершенно по-глупому погиб – его проглотили. Так же глупо – от случайной стрелы на охоте – погиб в лесу лорд Вориакс, а его брат, лорд Валентин, который производил впечатление довольно умного, проявил непростительную беспечность – сел пьянствовать с сыном Короля Снов, в результате его напоили, начисто стерли память и свергли с трона. Какой может быть трепет перед такими людьми? Да в Лабиринте любой семилетка, так относящийся к собственной безопасности, прослыл бы безнадежным идиотом.

Однако Хиссун заметил, что с годами его неуважительность стала чуть меньше. Когда тебе десять лет и ты с пяти или с шести живешь на улице и сам себе командир, то немудрено, что плевать ты хотел на власти. Но ему уже не десять, и он уже не уличный мальчишка. Он уже знает гораздо больше и понимает, что быть короналем Маджипура – вовсе не простое дело. И сейчас, когда Хиссун смотрел в сторону плечистого золотоволосого человека, одновременно величественного и мягкого в поведении, одетого в зеленый камзол и горностаевую мантию – знак второй по значению персоны во всем мире – и понимал, что всего в десяти футах от него сидит сам корональ лорд Валентин, и его одного он выбрал из многих миллиардов жителей Маджипура, и пригласил на пир, и по спине его бегали мурашки. Он признался себе, что действительно испытывает благоговение: и перед знаками власти, и перед самим лордом Валентином, и перед загадочной цепью событий, что привела простого мальчишку из Лабиринта в эту августейшую компанию.