Книга Игра слов - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже такая, прямо скажем, – немного сомнительная.
Да и в Бога-то в те времена я не то, чтобы не верил, а – не слишком сильно на эту непростую и довольно мрачную тему заморачивался.
Как и о многом, кстати, другом.
Живая жизнь по сравнению с игрой в слова представлялась чем-то вторичным и не до конца обязательным.
Порядок слов выглядел важнее их смысла.
Такие дела…
…Дочитал, отпустил измочаленный филфаковский сосок, с чувством выполненного долга хлебнул портвешка.
И снова отправил руку исследовать всяческие ложбинки и вполне себе даже любопытные выпуклости и впадины полностью и окончательно покоренного свитыми мною косичками слов молодого организма несчастной филологини.
Хотя – почему несчастной?!
Вон, как сопит…
…Тем, в принципе, – и жил…
…Утром я проводил нечаянную подругу до станции метро «Площадь Ногина», доехал до родных «Кузьминок», поежился от лезущего под куцее «молодежное» пальтишко сырого весеннего холода, выкурил последнюю оставшуюся в пачке сигарету. Потом позвонил маме из телефона-автомата: доложил, что вечеринка на даче по поводу выдуманного дня рождения у одноклассника, о которой я врал ей вчера вечером, когда с боем отпрашивался на ночь, прошла успешно и без потерь.
Еще раз поежился и вышел из подземного перехода на улицу под холодный, косой и колючий весенний мартовский дождь.
Мама уезжала на работу в половине восьмого, и мне, чтобы не попасть под шквальный допрос, стоило еще часа полтора погулять.
Вечером будет проще, вечером она уже немного успокоится.
Я пошарил по карманам, насобирал сорок две копейки мелочью, купил пачку «Столичных», спички и, не сильно торопясь, двинулся в сторону родного для меня Кузьминского парка.
Шел дождь, и вместе с этим дождем продолжали длиться мои последние в этой жизни весенние школьные каникулы.
Впереди были четвертая четверть, последний звонок, экзамены, выпускной бал, институт и целая-целая жизнь.
Которая, увы, на поверку оказалась совсем не такой радужной и счастливой, какой чудилась мне под этим, перемешанным с тяжелым мокрым снегом, косым и колючим дождем на раскисших дорожках парка, огражденных с обеих сторон огромными узловатыми черными липами.
Я сорвал с ветки липовую почку, растер ее в ладонях, вдыхая острый запах холодной московской весны, прикурил, затянулся, вздохнул, поднял лицо к небу, под струи дождя, и не торопясь побрел в свое такое замечательное и светлое будущее…
А с Эдиком мы дружили еще довольно долго.
Года, наверное, два.
Пока мне окончательно не астопиздел этот проклятый бледно-поганочный поэтический декаданс, и я, плюнув на все, не отправился решительно в армию.
Ну, а после армии мы с ним так ни разу, к сожалению, и не созвонились…
…Новая секретарша почему-то старается ходить исключительно бочком и вдоль стеночки.
И – молча.
Зайдет и стоит, ждет, пока я сам ее не замечу.
Даже, кажется, и не дышит.
Дура.
Я что, действительно такой страшный?!
Или – старый?!
Ну да, для девятнадцатилетней-то девочки…
…Отрываюсь от компьютера, смотрю ей в глаза.
Тоже молча.
Вздыхаю.
– Да, Лена. Слушаю вас. Вы ведь что-то хотели мне сказать?
Сглатывает и, кажется, – даже потеет:
– Дмитрий Валерианович… там это…
Жду.
Наконец не выдерживаю:
– Что «это»?!
– Ну…
Еще раз вздыхаю и привычно тянусь за пачкой «Парламента».
Черт.
Надо бы поменьше курить, уже и двух пачек в день не хватает. Так и кеды в угол случайно составить можно, такими-то темпами.
– Что «ну», – постепенно зверею, – что «ну», Леночка?!
Молчит.
Мнется.
– Ле-на, – говорю по слогам. – Что слу-чилось?!
Молчит.
Опускает очи долу, блин.
Еще немного, и расплачется.
А ведь совсем не глупая, озорная и очень даже симпатичная девочка, на первый взгляд.
И на второй – тоже.
Задумываюсь – вот ведь интересно: каким отчаянным, не побоюсь этого слова, кобелем был ваш покорный слуга по молодости лет и каким скучным, малоинтересным для окружающих семьянином стал в наши дни.
Ни интрижки тебе, ни даже адюльтера.
Даже собственную секретаршу – и ту ни разу не трахнул.
Образец влюбленного в собственную жену сорока-с-лишним-летнего идиота, можно сказать.
Ага.
Раньше хоть в командировках немного шалил, а сейчас – полная тишина.
Ничего не хочется.
Даже на известных своим буйством и крайним непотребством цеховых рекламных мероприятиях максимум, на что способен, – невинно пофлиртовать с незнакомой с моими тараканами коллегой.
После чего нежно поцеловать ожидающую приятного продолжения банкета девушку в щечку, посадить в такси и – спокойно уехать домой.
К жене.
Идиот, да?!
Парни пальцем у виска крутят.
А по мне – так нормально…
…Снова вздыхаю.
– Лен, что случилось-то, можешь мне сказать? – говорю как можно спокойнее.
Держу себя в руках, что называется.
Лена неуверенно кивает.
– Дмитрий Валерьянович, – шепчет, – вас Алексей Владимирович просил в переговорную подойти. Говорит, клиент проблемный. Они с Сайтаровым в тупике…
Понятно…
– Ну-ка, – вздыхаю, – давай поподробнее.
Секретарша жмет худыми точеными плечиками.
– Я кофе им туда на второй этаж относила, – почти шепчет. – Еще удивилась, почему именно я, а не девочки с ресепшен. А он попросил подождать, потом выскочил из переговорной и догнал в коридоре. Я ждала…
Так, думаю.
Леха проигрывать не любит.
Еще меньше любит – в этих самых проигрышах признаваться.
Я это еще когда мы с ним в свое время по казино всеразличным тусили, заметил.
Значит – и вправду приперло…
– Кто у них там? – спрашиваю со вздохом. – Ну, в смысле, из гостей?
Снова жмет плечиками.
– Эти… – Называет, морщась, одну хорошо известную в народе по телевизионной рекламе фирму.