Книга Сад изящных слов - Макото Синкай

«Никогда с таким не сталкивался, пока не перешёл в старшие классы», — думает Такао Акидзуки.

Чужие зонты, с которых течёт на обшлага форменных школьных брюк; запах нафталина, въевшийся в чей-то костюм; тепло чужих тел, прижатых к твоей спине; поток воздуха от кондиционера, грубо и бесцеремонно дующего прямо в лицо.

Он уже два месяца ездит по утрам в битком набитом поезде, но при мысли, что эти мучения продлятся ещё три года, к сердцу подступает отчаяние. Чтобы не опираться на соседей по вагону, Такао твёрже ставит ноги на пол и так сильно стискивает ремешок поручня, что немеют пальцы.

«Век бы сюда не соваться», — раздражённо думает он.

Такао вспоминает маньяка-убийцу из манги, которую брал почитать у старшего брата, и представляет, как бы ему сейчас полегчало на душе, расстреляй он всех вокруг из пулемёта. Впрочем, нет, тут же поправляется он. Мечтать не вредно, но, если такое случится, быть ему среди убитых, в массовке. Обычный, ничем не примечательный пятнадцатилетний мальчишка.

Поверх частокола голов, за узкими, наглухо закрытыми окнами вагона виден проплывающий мимо мокрый город. На тусклом фоне плотных дождевых облаков выделяется лишь освещение в жилых домах и конторских зданиях. Отражение экрана телевизора, показывающего новости, на поверхности обеденного стола; облегающая юбка девушки, готовящей на офисной кухне; выцветший плакат на стене; зонт над головой человека, выбегающего с велосипедной стоянки. Мелкие обрывки чьих-то жизней один за другим проносятся перед глазами. Такао чувствует, как этот неудержимый поток неизвестности захлёстывает его с головой, и оттого раздражается ещё больше.

Пятнадцатилетний мальчишка, который ничего не знает о жизни.

Поезд наконец-то плавно поворачивает направо, в просветах между домами появляются группы небоскрёбов, и Такао, словно он того и ждал, закрывает глаза и начинает медленно считать про себя. Один, два, три, четыре... Когда он доходит до восьми, раздаётся низкий гул, а вагон коротко вздрагивает от порыва ветра. Такао открывает глаза и видит на соседнем пути встречный скорый поезд линии Тюо: его окна мелькают, как кадры на киноплёнке.

Всегда в одно и то же время.

«Ещё две минуты до того момента, как меня выпустят из этой адской коробки», — нервно думает он.

«Синдзюку... Синдзюку...»

Одновременно с объявлением станции Такао выталкивают на платформу, и он, будто вынырнув из-под воды, жадно втягивает прохладный, напитанный майским дождём воздух. Пока людская волна безжалостно тащит его в сторону лестницы, он поднимает голову и смотрит вверх.

Крыши платформ нарезают небо на узкие длинные полосы, а в нём, за завесой дождя, подобно непокорённому горному пику, вздымается радиомачта на небоскрёбе DoCoMo в Ёёги.

Такао резко замедляет шаг, и ему в спину один за другим утыкаются спешащие люди. Не обращая внимания на недовольно прищёлкивающих языком клерков, он ещё пару секунд стоит на месте и разглядывает дождь и мачту.

Дождь несёт с собой запах далёкого, недосягаемого неба.

Когда Такао решает, что сегодня никакие силы не заставят его ехать на метро, накопившееся раздражение сходит на нет.

Он спускается по лестнице линии Собу, поворачивает в сторону, противоположную от перехода на ветку метро Маруноути, быстро проходит через турникет центрального восточного выхода и, чувствуя прилив бодрости, взбегает по ступенькам к торговому центру Lumine Est. Резко открывает прозрачный виниловый зонтик и выходит на улицу. В ту же секунду купол зонта, превратившись в подключённый к небосводу динамик, начинает наигрывать музыку дождя.

Слушая умиротворяющий стук капель, Такао пробирается сквозь толчею возле юго-восточного выхода со станции. С утра в Синдзюку среди толпы направляющихся на работу служащих кто только не попадается. Мужчины и женщины, ещё недавно ублажавшие посетителей ночных заведений и, по-видимому, не протрезвевшие; очередь из дюжины любителей патинко[1], ожидающих открытия игрового зала; группа туристов из Азии, настолько похожих друг на друга, что их можно принять за одну семью; пара косплееров неопределённого возраста и рода занятий в вычурных одеяниях.

«Удивительно, — размышляет Такао. — В ясный день они бы меня бесили. Я бы на автомате мысленно посылал их куда подальше».

Но не сейчас. Наверняка это из-за того, что у всех раскрыты зонты. И дождь поливает всех одинаково. В такую погоду даже он сам, парень в школьной форме, одиноко бредущий по улице, всего лишь часть пейзажа. В поезде он будто попал под злые чары, но теперь они развеялись, не оставив и следа.

Густой чёрный лес вырастает перед ним как из-под земли, сто́ит только пересечь стоящую в пробке улицу Косю-кайдо и миновать участок, на котором всё никак не закончатся работы по прокладке пятой кольцевой автодороги. В огромном национальном парке, занимающем часть районов Синдзюку и Сибуя, дождливым утром почти никого нет. Можно даже сказать, что он принадлежит одному Такао.

Щелчок открывшихся автоматических ворот в пустом парке звучит особенно громко.

Турникет глотает входной билет ценой в двести иен.

«В следующий раз оформлю наконец годовой абонемент», — проходя внутрь, решает Такао. Выкладывать каждый раз по двести иен — расходы нешуточные, пора уже сделать фотографию и заплатить тысячу иен за год вперёд. Только бы не прицепились при подаче заявки с расспросами, почему он не в школе, — и это опасение отбивало всякое желание доводить дело до конца.

Раздумывая, как ему быть, он проходит через полумрак, охраняемый рядами гималайских и ливанских кедров, и тут воздух, запахи и звуки внезапно меняются.

Температура падает едва ли не на целый градус, воздух наполняется запахом воды и свежих листьев, и повсюду, несмотря на дождь, звучат мелодичные трели диких птиц.

Такао выходит из смешанной рощи, где растут метасеквойи и дубы, и попадает в традиционный японский сад, пересечённый прудом. Шум от бессчётного количества дождевых капель и волн похож на доносящийся с поверхности воды таинственный шёпот.

«Почему так?» — снова возвращается он к многократно пережитому глубокому удивлению.

Как мир получился таким сложным? Эта мысль пьянит его и сбивает с толку. Миллиарды капель, триллионы кругов на воде — все сплетаются в цельное кружево, и, куда ни посмотри, нет ни одной прорехи. Каким мастерством нужно обладать, чтобы достичь подобного совершенства?

Ведь если сравнить...