Книга Филипп Август - Жерар Сивери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отныне Амори де Монфору приходилось самому защищать свои фьефы. Он с отвагой стал выполнять эту задачу: сначала взял несколько мятежных замков (Лавор, Пюилоран, Марманд), но потерпел неудачу под Кастельнодари. Продержав его в осаде с июля 1220 года по март 1221 года, он отступил к Монреалю, однако вскоре потерял и этот город. Тем не менее после смерти Раймунда VI, наступившей в августе 1222 года, новый граф, Раймунд VII, убедился в непрочности его побед. Разве за спиной Амори не стояла Церковь и даже сам король Франции? В начале 1222 года Амори предложил Филиппу права на земли, которыми он владел на Юге. Четырнадцатого марта папа снова обратился с призывом к королю Франции, моля его присоединить к своему домену все территории, которые Симон де Монфор оставил своему сыну. Папа желал организовать новый крестовый поход против Раймунда VII. Понимая серьезность этой угрозы, Раймунд написал королю Франции. Называя Филиппа своим господином и вышестоящим сеньором, он просил оказать ему покровительство, признать за ним титул графа Тулузского и не рассматривать его как врага Церкви. Эти мольбы нисколько не помешали Раймунду VII продолжать свои завоевания. Ему помогали со всех сторон. В мае 1223 года сеньоры де Мирпуа, поддерживавшие графа Тулузского, отвоевали свои замки. В ходе осады, которую Раймунд VII предпринял против Пенн-ан-Аженэ и Вердён-сюр-Гаронн, епископы послали 1 мая 1223 года королю Филиппу письмо с мольбой о помощи. Тогда Раймунд VII и граф де Фуа прибыли под Каркассон и осадили его. Не желая вмешиваться, Филипп Август сослался на угрозу со сторону Плантагенетов и ограничился тем, что послал Амори подкрепления: две сотни рыцарей и десять тысяч пехотинцев, если верить Вильгельму Бретонцу.
На самом деле Филипп Август все еще колебался. Чтобы склонить его к нужному решению, кардинал Конрад, папский легат, прибыл с Юга вместе с епископом Фульком и собрал ассамблею в Париже. На ней присутствовали двадцать шесть архиепископов и епископов, но смерть короля прервала их заседания. Между тем у Амори де Монфора не осталось больше ничего, кроме Каркассона. И хотя он заставил противников снять осаду, это был его последний успех. Вскоре юный Монфор был вынужден вступить в переговоры с графами Тулузы и Фуа. Четырнадцатого июля 1224 года было заключено соглашение, в соответствии с которым Амори сдал Каркассон и покинул Юг.
Заканчивая свою хронику, Вильгельм Бретонец уже знал о бесславном итоге лангедокских событий, которые и без того шли очень плохо на момент смерти Филиппа Августа, поскольку Каркассон был единственным владением, все еще остававшимся в руках «крестоносцев». Теперь, по мере того как граф Тулузский отвоевывал свои земли, катарские проповедники вновь стали приобретать большое влияние в Лангедоке. Поэтому Вильгельм Бретонец, как церковнослужитель, не был горд за короля Филиппа. После фиаско «крестоносцев» на Юге он также не мог гордиться и за епископа Санлиса, чью сторону он прежде принял и вражду разделил.
Если бы Герен пожелал, Филипп II вмешался бы с помощью военной силы. Но главный советник опасался слишком далеких экспедиций. Вероятно, Герен остерегался, что экспедиция, имевшая целью спасти Амори де Монфора, пойдет на пользу прежде всего его противнику, Бартелеми де Руа, а также его клану, поскольку Амори был племянником камерария. Не послужила ли эта бесславная закулисная борьба за власть дополнительным стимулом к тому, чтобы хронист молчал о печальном крахе трудов Симона де Монфора? Кроме того, в Пуату и соседних землях атлантического побережья верность знати по отношению к Филиппу II снова стала ослабевать, что ясно показывало непрочность завоеваний на западе.
королевского правосудия
Автор «Деяний» имел и другие основания для того, чтобы быстро проскочить в своем рассказе последние годы Филиппа Августа. Король, Герен и многие другие персонажи из королевского окружения не достигли всех своих целей, и их разочарование было велико. После успешных, быстрых и внушительных реформ периода 1190—1203 годов, которые позволили поставить на ноги серьезную финансовую и административную организацию, после Бувина, который заставил понять великих вассалов, что король — их верховный глава, поступательное движение, направленное на возрождение королевского могущества, забуксовало, особенно в области судопроизводства. Королевское правосудие сделало значительный шаг вперед, но большинство его побед было одержано в пределах домена благодаря насаждению вальяжных судов, которые намного успешней, чем суды прево, исключали самые серьезные преступления из ведения коммун, а также мелких и средних вассалов. Однако этому правилу, почти всеобщему, сопутствовали исключения. Хотя в старинных областях домена и некоторых недавно присоединенных землях тяжкие преступления (предумышленное убийство), в принципе, подлежали рассмотрению королевского бальи, в Артуа эшевены сильно противились этому. Неприятие бальяжных судов было очень стойким, и в связи с этим даже вспыхивали мятежи.
А как обстояло дело с крупными вассалами домена, такими как граф Суассона, епископы, кафедральные капитулы и аббаты крупных монастырей? Несмотря на некоторое ограничение судебных прав этих видных сеньоров, королевское правосудие терпело и жестокие неудачи. Разве в 1214 году король не приказал своему прево в Амьене впредь больше не посягать на судебные права аббатства Корби, всецело и полностью восстановить юрисдикцию аббата в принадлежащих ему сеньориях и отозвать своих сержантов из земель аббатства?
Даже в своей столице король не был единственным сеньором. Несмотря на свое упрямство, он был вынужден ладить с епископом Гийомом де Сеньелэ, который в 1220 году обошел на выборах королевского кандидата. Сеньелэ сразу же поспешил заявить о своем праве вершить правосудие, особенно над жителями бурга Сен-Жермен-л’Осерруа и огороженного селения Брюно. Вспыхнула злая ссора. Король не желал уступать. Чтобы уладить дело, принц Людовик и многие магнаты собрались на заседание в марте 1221 года. Однако епископ отказался туда явиться под предлогом того, что он подсуден только церковному суду. Соглашения удалось достичь только в ноябре 1222 года. Епископ сохранил сеньориальную власть над своими кузнецом, ювелиром, мясником, хлебопеком и другими мастерами, которые не должны были платить податей, требуемых с парижан. В своих владениях — даже на улицах и больших перекрестках — епископ сохранил за собой право суда, особенно над вооруженными грабителями и человекоубийцами (имелось в виду убийство случайное и непреднамеренное). Король добился лишь того, чтобы ему выдавали преступников, повинных в похищениях людей или убийствах, если те были схвачены на месте преступления в епископских владениях или же после своих самопроизвольных признаний[294]. Последняя оговорка смягчала болезненный и унизительный характер соглашения, достигнутого, впрочем, благодаря настойчивому давлению принца Людовика и его знатных сторонников, которые воспользовались слабостью короля, уже страдавшего от приступов болезни.
Однако не следует слишком драматизировать ситуацию. Судебные заседания, проводившиеся бальи с 1190 года, становились все более регулярными. Эти областные курии избавили от чрезмерной загруженности королевскую курию и дали подданным короля, живущим в его домене, средство избежать арбитражного суда местных сеньоров. Таким образом, бальи получили возможность расширить сферу королевского судопроизводства за счет судов сеньоров средней руки. Замечено также, что акты королевских судов утверждают предыдущие постановления, принятые локальными судами.