Книга Не исчезай - Женя Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя все просто.
– В жизни все очень просто. Это ты, Люба, все усложняешь. Эти девочки заменят нас.
– Заменят? Когда-нибудь, пожалуй, заменят.
– Да нет, они нас по большому счету заменят. Они родились уже приспособленными к этому времени. А вот ты, например, Любочка, реликвия. Таких женщин больше не делают.
– Это комплимент?
– Вполне возможно. Но таких, как ты, нет, таких уже точно не делают – не нужны. Не было, нет, не будет, и не надо! – Нина смеется.
– Ну, спасибо тебе!
– Почему? Для каждого времени нужны определенные люди. Среди бактерий, например, постоянно возникают все новые виды, для которых необходимы иные антибиотики. Так и люди. Для каждого нового века необходимы новые люди.
– И что со мной теперь делать? Да, я забыла спросить: what is it that is so very wrong with me?[98]
– Все! Я, конечно, предполагала, но реальность превзошла все мои ожидания. Ты не из этой жизни, тебе и жить-то тяжело. Ну, посмотри на себя!
– Нина, зачем ты все время пытаешься меня обидеть?
– А разве тебя можно обидеть?
– Ну вот опять…
Тот, кто называл себя поэтом и профессиональным истериком, все продолжал свой тихий, но настойчивый речитатив:
Все, что им нужно, это любовь. Одна лишь любовь.
– Почему ты решила, что такие, как я, не нужны? А может, я как раз нормальная, по крайней мере, я думаю…
– О чем ты думаешь? Ты живешь во сне.
– Может, так лучше? Я иногда чувствую себя совсем девочкой, а иногда так, словно мое время уже заканчивается… Нет, не старушкой, но изношенной, усталой внутри. Может быть, я просто интенсивней живу, как ты думаешь?
– Разве ты живешь? Что ты делаешь для себя? Путешествуешь, видишь мир, у тебя есть друзья?
Как, однако, неудачно завязывается это знакомство в реале! Жалко Любу. Она, конечно, защищается, отбивается – но куда ей до ее товарки, до этой Нины, куда ей! В голове у нашей хитроумной писательницы N уже зреет план. Детали она пока еще только обдумывает, но сама идея привлекает: если соблазнить Любу, сделать предметом исследования для нового романа о женщине среднего возраста – уходящем, устаревшем типе женщины? Люба вызывает в ней брезгливую жалость, но материнские чувства, которые так сильны в этой слабой женщине, а еще нужда в привязанности, любви странным образом притягивают Нину. Это почти наркотик – зависимость, любовь-ненависть, любовь-презрение.
– Что в этом плохого? Женщина-писатель – очень хорошо. Тебе нужна подруга. – Люба вспоминает слова Роберта.
Разговор этот состоялся давно. Она тогда обиделась – испугалась, что Роберт ее отвергает.
– Еще скажи подруга по перу!
– Почему бы и нет? Общие интересы сближают.
– А у тебя… Роберт, у тебя разве был друг?
– Он был больше чем друг… самый близкий человек.
– Это тот, который погиб? Англичанин, да?
Но Роберт исчез, так ей и не ответив. Она думала – каждый раз так думала, – навсегда. Растворился, будто его и не было. Ночью же явился, лег рядом – поверх одеяла. Она ненавидела эти американские постели – со сползающей простыней, комком скатывающейся к ногам. Дома у нее имелись пододеяльники – изощренное постельное белье европейского человека. В гостиницах она подтягивала простыню до самого носа, края затыкала под матрас.
Вот он прилег сверху одеяла, под одеялом простыня, а между ними два слоя ткани. Матрас под ним слегка прогнулся. Может ли матрас прогибаться под призраком? Или он не призрак, и у них был… был, она точно помнит, у них был секс – коитус, совокупление, соитие, любовь, плотская близость.
Или это ей приснилось, показалось? Или она начиталась его стихов и перевозбудилась? Или он представлялся ей, когда она, мучаясь плотью, страдала от одиночества и недолюбленности, в поисках удовлетворения плотских желаний, чтобы почувствовать: да, она живет, есть, существует, присутствует в мире, в теле этом…
Нет, ни в коем случае, в лексиконе писательницы L не было этого отвратительного слова «мастурбация». Интересно, случайно ли, что корень этого слова тот же, что и у слова must – должна, я должна себе. Сама себе?..
– Ты повредила себе что-нибудь, Люба? Что сказали врачи?
В госпитале ей сделали рентген. Она опять прятала глаза – визит в «неотложную помощь» стоил неимоверных денег, а у нее не было медицинской страховки. Неудачница, неудачница по всем пунктам, по всем параметрам. Им пришлось идти в отдел финансовой помощи оформлять документы. Нина смотрела на нее изумленными глазами. Наверное, удивлялась идиотизму, безалаберности, нежизнеспособности, неприспособленности этой женщины.
– Ничего не нашли, только ушиб.
– Это хорошо. Ты должна себя беречь, Люба.
– Для кого?
– Как для кого? Для себя. Все в этом мире происходит только ради себя, из-за себя и по своей вине. Мы все виноваты, и поэтому никто нас любить не будет так, как мы можем полюбить себя в себе.
– Я не понимаю тебя, Роберт.
– Когда-нибудь поймешь.
– Нет, я никогда не смогу тебя понять, никогда.
Интимная жизнь писательницы L
Не сумев разобраться в себе (а значит, потеряв нить или смысл романа, который писала уже не первый год), она так и не смогла определить, как жить дальше. What’s next? Куда идти, какие цели преследовать? То ли деньги зарабатывать, то ли тщетно пытаться воспитывать сына, что было практически бесполезно – он уже не поддавался ее неуклюжим попыткам воспитания.
С самой ранней юности в голову приходили риторические, а значит, бесполезные, глупые вопросы. Бывало, вместе с подругой, которая позже разрешила все сомнения, став буфетчицей в валютном баре, Люба сидела на кухне у окна, подперев тяжелую голову руками. Обе вздыхали: «Как жить дальше?» Теперь же, не найдя приемлемого ответа на этот сакраментальный вопрос (подруга ее мимолетная, полузабытая, нашла выход из личной ситуации. Что делает теперь? Ведь варить кофе для иностранцев уже не такое прибыльное дело, как раньше…), Люба приняла промежуточно-компромиссное решение: продолжать ездить на привычную, опостылевшую ей работу. Ждать. Изменений? Рыцаря на белом коне? Удачи? Трудно сказать. Такой была эта Люба: втайне надеялась на незапланированную, может, незаслуженную удачу.
