Книга Потемкин - Наталья Болотина

Херсон поразил всех путешествующих. 12 мая 1787 г. у триумфальных ворот Екатерину встречали купечество и мещанство с хлебом и солью, при въезде в крепость — генералитет и высшие армейские чины, пехотные полки «отдавали честь при преклонении знамен с барабанным боем и музыкой». Молодой город (двор и иностранные дипломаты провели в нем около трех недель) не уступал в пышности приема остальным. «Я могу сказать, — писала она из Херсона, — что мои намерения в сем крае приведены до такой степени, что нельзя оных оставить без достодолжной хвалы; усердное попечение везде видно, и люди к тому избраны способные».

Облик города и крепость удивили даже иностранцев, бывших в свите императрицы. Еще осенью 1786 г. в Херсон приехал венесуэлец Франсиско де Миранда, его отзывы об увиденном не всегда в пользу поступков Потемкина, но вещи несомненные этот опытный и проницательный человек сумел разглядеть. Осмотрев крепость, он записал в своем дневнике обо всех ее фортификационных достоинствах, заметив только, что линии обороны слишком короткие, отчего и расстояние между бастионами невелико. «Качество строительных материалов, — продолжает внимательный путешественник, — особенно кирпича, показалось мне неважным. Корсаков рассчитывает за два года полностью завершить строительство, начатое около двух лет назад». Дом Потемкина в Херсоне, предназначенный для пребывания императрицы в городе, произвел на Миранду плохое впечатление. Он отметил, что внешний вид оставляет желать лучшего, а причиной тому, по мнению иностранца, то, что князь имеет обыкновение не платить работающим на него мастеровым, а потому все они стараются его избегать. «Зал в том же доме, предназначенный для аудиенции императрицы, когда она пребудет в город, — по словам венесуэльца, — великолепен, хотя безвкусен и пропорции не соблюдены». Особо поразил Миранду арсенал: «Принимая во внимание, что он существует совсем недавно, поразительно, сколько кораблей тут построено и можно было бы построить еще, если бы не небрежение прежних должностных лиц». Критически оценил состояние Херсона и построенные корабли император Иосиф II, осмотрев фортификационные работы, нашел, что многого еще не сделано, а корабли — непрочны и построены из сырого леса. Он ездил осматривать укрепления и в других городах. 6 июня 1787 г., когда Екатерина уже на обратном пути остановилась в Кременчуге, племянник Потемкина генерал-поручик Александр Николаевич Самойлов рапортовал из Херсона князю Г.А. Потемкину:

«Его величество император римской сего числа по утро в четыре часа изволил отправиться в путь свои на Ольвиополь. В бытность его здесь ездил он в Кинбурн, по приезде в Збруевск, вышед из коляски, был в тамошней церкви, потом в квартире начальника господина генерал-майора и кавалера фон Река, спрашивал, здоровое ли там место и много ли бывает больных, на что ответствовано, что больных очень мало, на что сказал — работы нет. Господин же Рек объявил, что работа хотя и есть, но здесь здоровое место. По прибытии ж в Кинбурн осматривал замок, но наружнаго укрепления не осматривал, потом ездил на шлюпке к турецким судам, где довольно осматривал оные, о сем последнем по возвращении сюда, сам он мне сказывать изволил».

Венесуэльца Франсиско де Миранда поражали многие вещи в России. 31 декабря 1786 г. он впервые увидел Потемкина. Путешественника беспрепятственно пропустили в дом князя и проводили в кабинет. Светлейший чрезвычайно предупредительно поднялся навстречу и пригласил гостя за свой стол. За чаем, собственноручно приготовленным Потемкиным, князь расспрашивал Миранду об Испанской Америке и его родине, много говорил на политические темы, о характере испанского народа. Вдруг вошла графиня Сивере, Потемкин поцеловал ее и усадил за стол. Иностранный гость вспомнил так поразившие его рассказы об этой женщине. Вечером путешественник записал в своем дневнике: «Это — шлюха (хотя происходит из добропорядочной семьи), проживавшая в таком качестве в Петербурге, а потом перебравшаяся в Кременчуг, где ее никто не навещал. Теперь ей удалось снискать расположение князя, она повсюду его сопровождает, и все наперебой заискивают перед ней… Он сожительствует с ней без всякого стеснения». Еще не раз Миранда оказывался за столом князя, где сам Потемкин раскладывал по тарелкам запеканку и фрикасе, а мадам Сивере разливала чай.

Немецкий врач Дримпельман — очевидец спуска кораблей в Херсоне, ставшего началом торжеств и празднеств в честь коронованных гостей, — был поражен внешним оформлением события. Для того чтобы жители Херсона и окрестностей могли принять участие в зрелище, через Днепр были построены три плавучих моста с перилами, снабженные для защиты от солнца и дождя крышей, покрытой зеленой клеенкой. Средний помост, предназначенный для Екатерины, Иосифа II и знатных особ, отличался великолепными и с большим вкусом подобранными украшениями. В конце помоста стояло кресло под балдахином из голубого бархата, богато украшенное кистями и бахромой. В назначенный день, 15 мая, ясное и безоблачное небо обещало хорошее зрелище собравшимся нескольким тысячам зрителей. От императорского дворца — дома Потемкина, до верфи, находившейся в полуверсте, путь был выровнен и покрыт зеленым сукном с фабрик Потемкина на две сажени в ширину. С обеих сторон располагались офицеры и чиновники в разнообразных мундирах, особо привлекавших взоры зрителей. На месте спуска кораблей соорудили высокие подмостки с галереей, где разместились музыканты.

В час пополудни Екатерина в сопровождении императора Иосифа II и придворных отправилась из дворца. Она, по замечанию немецкого врача, «явилась запросто, в сером суконном капоте с черной атласной шапочкой на голове. Граф (Фалькенштейн. — Н.Б.) также одет был в простом фраке. Князь Потемкин, напротив, блистал в богато вышитом золотом мундире со всеми своими орденами». Это он был триумфатор и герой дня, но позволим себе поймать на слове или, может быть, просто указать на неточность иностранного очевидца. В официальном «Камер-фурьерском журнале» зафиксировано, что Екатерина была одета в «морской флотский мундир». При приближении государыни пушечным выстрелом был дан сигнал к спуску кораблей, раздалась музыка, а с валов крепости — гром пушек. Военный 70-пушечный корабль «Иосиф» сначала торжественно тихо, а потом все быстрее и быстрее двинулся со специального возвышения и сошел в Днепр. Вскоре за первым последовал другой 70-пушечный корабль «Владимир», затем 50-пушечный фрегат «Александра». Всё возрастающие крики толпы, гром пушек и музыка придавали зрелищу невиданные величественность и торжественность. Довольная Екатерина щедро наградила старших и младших строителей кораблей и многих других участников праздника золотыми часами и табакерками, проехала на катере мимо спущенных на воду кораблей, убедившись вблизи в их мощи и крепости, а потом в фаэтоне вернулась во дворец.

Наибольшую благодарность заслужил Потемкин: весь мир в лице высоких представителей иностранных держав смог убедиться в возрастающей мощи Российской империи. Английский дипломат Фиц-Герберт писал в своих депешах, что «императрица чрезвычайно довольна положением этих губерний, благосостояние которых действительно удивительно, ибо не далее как несколько лет тому назад здесь была совершенная пустыня». С особым чувством вглядывалась Екатерина в Потемкина за обеденным столом, сервированным вместо пирамид моделями кораблей и судов. Внимательная женщина примечала в милом друге следы усталости и забот, долгих раздумий над бумагами и, чего греха таить, честно признавалась она себе, пышных застолий и кутежей. Но Екатерина чувствовала, что в душе он все тот же сообразительный университетский юноша, пылкий конногвардеец, опытный генерал и, наконец, ее милый любимый «Гяур, москов, казак». «Нет, — думала про себя императрица, — все было правильно. Без этого человека империя многого бы не приобрела, его сил хватит еще на долгие годы, но и я скучаю, когда нет светлейшего рядом. Все становится проще и спокойнее вместе с ним, он придает мне силы и решительности в поступках». Потемкин упивался своим триумфом, с торжеством поглядывая на дипломатов и знатных вельмож, особенно на тех, кто критиковал его поступки и решения. Теперь все умолкнут, и не придется тратить время и силы на столь утомительные придворные интриги.