Книга Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«После этой игры, показывает Корк, заговорщики считали, что они добились самого главного во вредительстве, преследующего целью поражение Красной Армии.
Далее Корк показал, что он, будучи командующим войсками Московского военного округа, проводил при помощи Енукидзе, Ягоды, Горбачева, Векличева, Аронштама, Германовича, Егорова и Именинникова подбор командного и начальствующего состава с тем, чтобы московский гарнизон, помимо заговора в Кремле, был бы способен совершить вооруженный переворот».
Забегая вперед: военно-политический переворот 1953 года именно так и проводился – с опорой на войска Московского военного округа, только сидели там уже не люди Троцкого, а люди Хрущева.
«…Для этой цели Тухачевский, Гамарник, Уборевич, Якир и он, Корк, подбирали специальные кадры. Они стремились назначать своих людей на должности командиров войсковых частей и соединений, начальников складов, строительства, работников по вооружению, мобилизационной работе, боевой подготовке и т. д. Между прочим Корк заявил, что ряд вопросов, которые ему стали известны только на самом суде, раньше для него не были известны. Видимо, предполагает Корк, руководители заговора, в лице Тухачевского, от него многое скрыли, как, например, работу Гамарника по Востоку и связь с Троцким, Бухариным и Рыковым. Однако Корк показал, что ему все же было известно, что руководители военно-фашистской контрреволюционной организации смотрят на связь с Троцким и правыми как на временное явление. Об этом Тухачевский говорил Корку в том смысле, что троцкисты, правые и т. д. только попутчики до поры до времени, а когда будет совершен вооруженный переворот, то он, Тухачевский, будет в роли Бонапарта. И 29 ноября 1934 года, как показывает Корк, Тухачевский у него на квартире об этом заявил совершенно определенно при всех присутствовавших там.
Эйдеман на суде ничего не мог сказать, а просто поднялся и сказал, что он, Эйдеман, ничего больше, кроме того, что он показал на предварительном следствии, показать не может и признает себя виновным.
Путна – этот патентованный шпик, убежденный троцкист современного типа троцкизма, действующего под знаменем фашизма, показал, что, состоя в этой организации, он всегда держался принципов честно работать на заговорщиков и в то же самое время сам якобы не верил в правильность своих действий. На вопрос тов. Дыбенко об издевательствах над т. Беловым в Берлине, Путна ответил, что это только один небольшой эпизод из совершенных им более важных и серьезных преступлений».
Речь идет о случае, о котором рассказал Белов на том самом заседании Военного совета.
«Белов. Я приехал в Берлин… Вы все знаете, что представительские в буржуазном государстве имеют огромное же значение. Уборевичу и Якиру давали 150 долларов в месяц на представительские расходы, меня же сразу посадили на 50.
Сталин: Кто же это устраивал?
Белов: Путна».
Оно, конечно, срезать представительские расходы – во-первых, не преступление, а во-вторых, могло проистекать из простого желания напакостить. Военная среда была тем еще серпентарием. Но и Белова, и Дыбенко этот эпизод неплохо характеризует. В такую минуту – и чем интересуются?
«Примаков держался на суде с точки зрения мужества, пожалуй, лучше всех. Но в своем выступлении ничего кроме того, что он показал на предварительном следствии, не добавил. Примаков очень упорно отрицал то обстоятельство, что он руководил террористической группой против тов. Ворошилова в лице Шмидта, Кузьмичева и других, а также и то, что он якобы до ареста руководил ленинградской террористической группой в лице Бакши – бывшего начальника штаба мехкорпуса и Зюка. Отрицал он это на том основании, что якобы ему, Примакову, Троцким была поставлена более серьезная задача – поднять в Ленинграде вооруженное восстание, для чего он, Примаков, должен был строго законспирироваться от всех террористических групп, порвать свои связи со всеми троцкистами и правыми и тем самым завоевать авторитет и абсолютное доверие со стороны партии и армейского командования.
Примаков, однако, не отрицал, что он раньше руководил террористической группой и для этого просил Шмидта на должность командира мехкорпуса.
В связи с этим специальным заданием Троцкого Примаков обрабатывал 25-ю кавдивизию во главе с командиром дивизии Зыбиным. По его словам, Зыбин должен был встретить на границе Троцкого при овладении повстанцами Ленинградом. Для этой же цели подготавливали одну сд и мк. Какую именно сд – я не помню, но по его выступлению можно установить».
Вот и объяснение того, почему Сталин, в общем-то, не очень увлекавшийся политическими убийствами, счел необходимым ликвидировать «демона революции». Комбинация Троцкого в обозе немецкой армии и Ленинграда в тридцати километрах от границы оборачивалась «параллельным правительством». И это были уже не опереточные «наследники дома Романовых» это было более чем серьезно.
«…Фельдман показал то же самое, что и Корк, в том смысле, что Фельдману тоже не все было известно о планах заговорщиков, и он узнал много нового из обвинительного заключения и в процессе суда. Тем не менее Фельдман признал себя активным членом центра с 1934 года, но подчеркнул, что обработка его Тухачевским началась уже с тех пор, когда он служил в Ленинградском военном округе, которым командовал Тухачевский.
Фельдман признает, что именно в этот период он сблизился с Тухачевским, и когда Тухачевский, будучи уже зам. наркома, поставил перед Фельдманом вопрос о существовании заговора, Фельдман заколебался: взять ли Тухачевского за шиворот и выдать или присоединиться к заговорщикам. Сделал последнее.
Далее Фельдман показал, что по заданию Тухачевского и Гамарника он подбирал сторонников организации на соответствующие должности. Причем, когда он однажды доложил Тухачевскому о результатах своей работы, Тухачевский был очень недоволен ею, так как Фельдман еще не завербовал никого из более-менее известных фигур. И поэтому, когда Фельдман лично завербовал Аппогу, Ольшанского, Вольпе и других, то этим Тухачевский остался доволен.
Фельдман признает, что многих из намеченных организацией кандидатов на ответственные должности назначить не удалось, потому что народный комиссар обороны часто не соглашался с его, Фельдмана, предложениями, хотя эти предложения и проходили с большим нажимом на наркома со стороны Якира, Уборевича, Гамарника и Фельдмана».
Не зря это письмо секретили до самых последних дней. Мы бы не увидели его и сейчас, если бы в 90-е годы некоторые документы, в подлинниках или копиях, не попали в США, где их особо не прятали.
Приведенная прославленным маршалом картина гораздо более четкая и непротиворечивая, чем рассуждения о том, что «ну все же знают, что их заставили» и о пятнах крови на третьей машинописной копии. Да и члены суда как-то не сомневались в достоверности показаний. Неужели тогдашние чекисты были способны сляпать на генералов дело такого уровня, чтобы не вызвать ни капли сомнения у других генералов? Это вообще-то возможно – так его сляпать?
Следующая часть записки Буденного удручает. Она посвящена заключительным словам подсудимых. Автор не выказывает своего отношения к ним, после «жалких слюнтяев» он ведет себя отстраненно – просто докладывает.