Книга Рабин Гут - Алексей Лютый

– Ни хрена себе, юные! Да я тебя в пять раз моложе, – возмутился Жомов. – Молчал бы лучше, жабоед недоделанный.

– Тихо, мальчики, – стукнула ладошкой по столу Ровена, останавливая разгорающийся скандал. – Вы о каких это цветах папоротника говорите?

Если нежное постукивание детской лапкой по столу и не произвело требуемого эффекта, то последующий вопрос принцессы поставил всех присутствующих в тупик. В пещере кувалдой повисла гнетущая тишина. Действительно, как объяснить девочке, что такое цветы папоротника? Может, ей еще рассказать, как пахнет бензин? Сеня все же попробовал объяснить.

– Ну, Ровеночка, цветы обычно на чем-нибудь цветут, – пробормотал Рабинович, старательно выбирая слова. – Эти распускаются… То есть должны бы распускаться на папоротнике. У цветов бывают лепестки там разные. А еще тычинки и пестики. Чашелистики какие-то, чашеножки…

– Не надо мне объяснять, что такое цветы! – презрительно фыркнула Ровена. А что ж тогда спрашивала? – Ты мне скажи, милый Робин, зачем вы их ищете по всему лесу, с Корявнем этим неотесанным разговариваете, а цветы уже два дня вон в том углу лежат.

– Где?! – Вот ведь как все заорали хором. Год репетируй, а все равно так не получится!

– Я же говорю, вон в том углу, – тяжело вздохнула принцесса и демонстративно отвернулась в другую сторону. – До чего все мужики глупые. Фи!..

Нужно ли говорить, что после этих слов за столом, кроме Ровены, не осталось ни одной живой души. Сметая все на своем пути, банда ботаников в предвкушении открытия рванулась в указанном направлении. Я, конечно, обогнал их всех. Но, похоже, сделал это только для того, чтобы первым разочароваться: в искомом углу лежали только доспехи, отобранные у мордредо-… и т. д. шайки. Цветами тут и не пахло!

Остальные, понятное дело, таким, как у меня, нюхом не располагали. Поэтому, сгрудившись вокруг кучи доспехов, отказались верить, что цветов тут нет. Попов предположил, что важный элемент приготовления зелья просто завалили сослепу железным хламом, и принялся оный хлам из угла выкидывать. К нему тут же подключилась остальная гвардия Индианов Джонсов.

– Мальчики, ну что вы там громыхаете? – недовольно проворчала Ровена, поворачиваясь к нам лицом. – Ослепли все, что ли?

Угу! Ты у нас одна зрячая. Интересно только, где у тебя глаза находятся, если ты тут цветы умудрилась увидеть!

– Мурзик, помолчи! И без тебя шуму хватает, – как всегда, заткнул меня Рабинович, сжимая в руках шлем Галахада. А потом мой Сеня преданно посмотрел на принцессу. – Ровеночка, тут цветов не видно. Мы их, наверное, доспехами завалили.

– Фи, дурной, – искристо рассмеялась девчонка. – Ты же цветы папоротника в руках держишь!

– Деточка, я думаю, что ты ошибаешься! – потерял терпение Сеня и, чуть помолчав, закончил: – Ровена, это рыцарский шлем!

– Можно подумать, я не вижу, – принцесса откровенно забавлялась ситуацией, не обращая внимания на грохот, производимый разбрасываемой поисковиками амуницией. – А на шлеме что?

– Павлиньи перья, если я не ошибаюсь, – пытаясь сохранить вежливость, терпеливо ответил Сеня.

– Дурачок! Где ты видел такие перья, – Ровена подбежала к Рабиновичу и в наступившей мгновенно тишине забрала у него шлем, подняв над головой. – Павлины бывают только в сказках. А это неувядающие цветы папоротника. А ваш Корявень – дурак…

– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Попов. – Почему это неувядающие? Я читал, что папоротник цветет всего одну ночь. На Ивана Купала, по-моему. Потом цветы облетают.

– Правильно! Облетают, если их в эту ночь не сорвать, – словно первоклассникам объяснила принцесса. – Зато сорвав, их потом можно будет носить как украшение, и они никогда не завянут.

– Все. Приехали, – пробормотал Жомов, опускаясь на пол вдоль стены. – Перья – цветы. Цветы – перья. Курицы – кукушки. А я вообще дикий лев!

– А какая теперь разница? – полюбопытствовал Рабинович. – Один хрен мышей не ловишь.

В гробовом молчании вся компания вернулась к столу, оставив Ровену стоять в углу со шлемом в руках. Принцесса, видимо, рассчитывала на бурные аплодисменты, плавно переходящие в овацию, поэтому выражение ее лица после такого поступка мужской (если можно так сказать про всех!) части населения пещеры пересказать не берусь.

Ровена подождала, пока все сядут за стол или около него. Потом подошла к Сене, поставила перед ним шлем и, презрительно дернув плечиком, демонстративно уселась ко всем присутствующим спиной. Дескать, «а я никогда и не рассчитывала на благодарность мужчин!».

– Ладно. Мерлин мог и не знать, чем перья павлина отличаются от цветов папортника, – наконец нарушил молчание Рабинович. – Будем считать, что главная проблема решена.

– А как насчет кукушки? – поинтересовался Аллан.

– С птицей разберемся завтра, – отмахнулся от него Сеня. – А сегодня, думаю, нам всем не мешает напиться. Как свиньям. Для снятия стресса. Доставай-ка, Андрюша, свою самогонку…

Глава 6

– Мы что, все две дюжины яиц под несчастного мужика класть будем? – шепотом поинтересовался Аллан, стараясь никого не разбудить. – Он же их не накроет.

– Пусть он самок своих накрывает! – так же негромко фыркнул Рабинович. – А на яйцах он сидеть должен.

– Ну я и говорю…

Первые слепые лучи солнца только пытались заглянуть под свод пещеры, а Сене уже не спалось. Ни свет ни заря он выбрался из-под теплого шерстяного одеяла и, шлепая босиком по холодному каменному полу, пошел будить йомена. Помня о сжатых сроках, оставленных им спиралью времени, Рабинович торопился начать процесс по получению птенцов из-под кукушки.

Аллан проснулся от первого прикосновения, словно задремавший «на тумбочке» «дух»-дневальный после пинка дежурного по роте. Йомен даже среагировал на побудку идентично молодому солдатику – удивленно захлопал глазами, пытаясь понять, где он, что делает и кто его тормошит. Впрочем, непонимание Аллана вполне объяснимо. Просто вчера нужно было меньше пить. Например, как Рабинович.

Сеня хоть и предложил вчера устроить большую попойку «для снятия стресса», как он выразился, однако под укоризненным взглядом Ровены самогонка ему пошла не в то горло. И после третьей рюмки Рабинович пить отказался. К большому удивлению Попова и к восторгу Жомова. Ваня даже одобрительно похлопал Рабиновича по плечу, заявив, что «такие люди нам позарез нужны», и без зазрения совести опрокинул в свое бездонное чрево рюмку, налитую Сене.

В общем, Рабинович с утра был как огурчик, в отличие от остальных бедолаг, которым еще предстояло проснуться и в очередной раз на собственном опыте убедиться, какая приятная вещь похмелье!

– Курей-то куда девать? – снова зашептал йомен, хватая одну из корзин с несушками. – Они ведь кукуша заклюют, когда мы его на яйца посадим.

– А хрен их знает, – пробормотал Рабинович и осмотрелся. – Найди какой-нибудь пустой котел с крышкой да засунь их туда. Потом решим, что с ними делать.