Книга Апостол зла - Фрэнсис Пол Вилсон

Теперь Ренни увидел, что это не коробка, а банка — двухгаллонная канистра из-под бензина. Внутри плескалась жидкость.

— Я не понял.

Старик кивнул в сторону кладбища.

— Для того, кто похоронен в непомеченной могиле. Только так можно покончить с этим.

И Ренни мгновенно понял, что он прав. Он не знал, откуда взялся этот старик, но сообразил, что это решает дело.

Стало быть, надо снова лезть через стену и смотреть на то, что осталось от Дэнни Гордона. Он не хотел делать этого и не знал, сможет ли.

Теперь за стеной стояла тишина. Отец Билл пребывал наедине с тем, что было — и в каком-то смысле осталось Дэнни Гордоном. Один. Так как Ренни его бросил. А Ренальдо Аугустино никогда в жизни никого не бросал. И сейчас не собирается.

Он взял канистру, влез на капот. Взобравшись на стену, посмотрел вниз на старика.

— Никуда не уходите. Я хочу с вами поговорить.

— Если не возражаете, я подожду в вашей машине. Я приехал в такси.

Ренни ничего не сказал. Он взглянул вниз в темноту по ту сторону стены. Меньше всего на свете ему хочется оказаться сейчас там. Но он уже далеко зашел; надо досматривать до конца. Он подобрался к краю и спрыгнул. Приземлившись, сразу заметил фонарик, светивший там, где он его бросил. Сжал зубы, глубоко вздохнул и поспешил к нему на подламывающихся ногах.

Билл плакал, держа на руках смердящие, корчащиеся останки Дэнни. Как это может быть? Пять лет в земле! Что же — он все это время был жив, все это время был жив и медленно гнил, все это время был в агонии? Кто или что виновато в этом? Как можно допустить нечто подобное?

Он услышал какой-то звук, с трудом поднял глаза. Детектив Аугустино вернулся, что-то принес и поставил к своим ногам.

Аугустино держал фонарик, направляя его в могилу. Билл заморгал на свету.

— Положите его и вылезайте оттуда, отец, — прозвучал из-за светового луча голос Аугустино.

Билл встрепенулся на слово «отец» — детектив впервые назвал его так с момента их недавней встречи. Но он не собирается оставлять Дэнни.

— Нет! — сказал Билл, крепче прижимая к себе живые останки мальчика. — Мы не можем просто снова его закопать.

— Мы не будем его просто закапывать. — Голос детектива звучал ровно, почти мертво. — Мы покончим со всем этим раз и навсегда.

Билл посмотрел на разложившееся лицо Дэнни, заглянул в измученные голубые глаза. Если бы он только мог прекратить его муки...

Он положил его, выбрался из ямы. И увидел у ног Аугустино канистру с бензином.

— О нет, — сказал Билл. Реакция его была инстинктивной. Сама мысль отвратительной. — Не можем мы это сделать.

— Смотрите, что с ним уже сделали. По-вашему, может быть что-нибудь хуже?

Нет. Он не в силах. Не в силах даже подумать об этом. Но где-то глубоко в душе знает, что огонь справится. Очищающий огонь...

— Это надо сделать, — сказал детектив. — Хотите, я это сделаю?

Билл безошибочно понял по его тону, что это последнее дело на свете, которое Аугустино хотелось бы сделать.

— Нет. Это мой долг. Я отдал его в ее руки, и я его вырву из них.

Он схватил канистру, открутил крышку. От запаха жидкости что-то в нем дрогнуло, и он зарыдал, выливая бензин в яму.

— Прости меня, Дэнни. Это единственный способ.

Когда канистра опустела, он оглянулся на детектива. Аугустино уже вытащил коробок спичек. Билл взял его и помедлил.

— Я не могу этого с ним сделать.

— Сделайте это ради него.

Билл кивнул — Аугустино, ночи, себе. Потом, стараясь ни о чем не думать, вытащил одну спичку и поджег ею весь коробок. Он вспыхнул, и Билл бросил его в яму.

Бензин полыхнул со звуком — бум! — волна жара заставила его отшатнуться. Из ямы не донеслось крика, в пламени не шевельнулось ничто — и он был благодарен за это. Только смотреть не мог. Отвернулся, отошел, прислонился к дереву. Отчасти ему хотелось плакать, отчасти тошнило, но весь он был разбит, иссушен, опустошен. Просто кожа, натянутая на скелет.

Осталась одна злость.

То, что произошло с Дэнни, не какая-то там космическая случайность. С ним это сделали. И тот, кто это сделал, все еще где-то существует. Билл сдерживался, чтобы не выкричать свою злость в ночь; ее надо хранить при себе, подкреплять, приберечь для того, кто отвечает за это. Он поклялся его найти.

И заставить за все заплатить.

Ренни стоял над ямой, пока огонь не угас, лишь изредка вспыхивая языками. Подошел отец Билл, встал позади него, когда он направлял луч фонаря на светящийся пепел. Взглянул в лицо священнику. Что-то болезненное мелькало в голубых глазах.

— Все кончено? — спросил священник.

— Да, — сказал Ренни. — Должно быть кончено.

Ничто не шевелилось. Дэнни Гордон наконец успокоился. Остались одни косточки. Истлевшая плоть, налипшая на них, обуглилась и исчезла. Ренни видел голый череп, но глаз не было. Он умер.

— Покойся с миром, малыш, — произнес он. — Упокойся же наконец.

Он поднял лопату.

Хотите сказать что-нибудь?

Прости меня, Дэнни, — сказал священник. — Я так виноват. — И замолк.

— Молитвы не будет?

Отец Билл покачал головой.

— Я уже прошел через все молитвы. Давай закопаем его.

Они быстро забросали яму, потом пошли назад к стене.

— Наверно, теперь ты меня заберешь, — сказал отец Билл.

Ренни думал об этом. За прошедший час весь мир его перевернулся. Он поставил на карту карьеру, чтобы отдать этого человека в руки правосудия, а теперь даже не может себе представить, какое отношение имеет правосудие к тому, что он только что видел. Отец Уильям Райан вовсе не был чудовищем, каким привык считать его Ренни на протяжении последних пяти лет. Но он так долго копил к нему ненависть, что нелегко сразу от нее отказаться. И все же придется. Ибо все теперь по-другому. И что значит карьера — что значит правосудие — после всего случившегося с Дэнни Гордоном?

— Не знаю, — сказал Ренни. — У вас есть идея получше?

— Есть. Вернуться в Северную Каролину, взять Рафа Лосмару, привезти ко мне в дом и держать там до тех пор, пока он не скажет нам все, что мы хотим знать.

— А что мы хотим знать?

— Что за дьявольщина произошла с этим мальчиком!

— Может, нам и не надо ехать в Северную Каролину, чтобы это узнать. Там в машине сидит тип, у которого могут найтись кое-какие ответы.

Священник споткнулся и посмотрел на него.