Книга Путь хунвейбина - Дмитрий Жвания

Оля, Полина, Родион ушли. Но в ДСПА пришли другие: 20-летние мальчишки и 17 девчонки. Андрей так пока и не накачал политические мышцы, но, наверное, сейчас его ценность не в мускулатуре. А Янек… А Янека убили. Во время предвыборной кампании в Иркутске его застрелил какой-то ублюдок пролетарского происхождения, чтобы взять чемодан с деньгами. Янеку снесли череп, после этого я не переношу словосочетание «контрольный выстрел», остались 9-месячная дочка, Лорочка, жена Ира. Я спрашивал Янека: «Зачем ты работаешь на князей мира сего?»

Янек не давал ясного ответа. Деньги? Нет, не они. Реальная политика – вот что ради чего Янек ездил на выборы. Он вообразил себя серым кардиналом, который стоит за всей этой политической шпаной.

В день смерти Янек позвонил мне из Иркутска и спросил, как выглядит флаг автономов. Я удивился:

– Зачем тебе?

- Против вас устраивают пикеты люди с черно-красным знаменем, вот я и хочу выяснить – не ряженные ли это анархисты…

Янек организовал в Иркутске кампанию «Родины». Это он придумал немудрящий плакат: полотно разделено пополам, на одной стороне – зарплата чиновника, на другой – средняя зарплата жителя Иркутска. И надпись: «Они богатые, потому что мы – бедные!».

Помню, я подумал после телефонного разговора: «Как, Янек, ты далеко ушел. Забыл, как выглядит флаг, под которым когда-то ходил на демонстрации. Черно-красный он, Янек, разделенный поперек».

Ночью Янека убили. И, наверное, символично, что последний наш разговор был об анархии.

Мне 39 лет. А я все еще провожу собрания в дешевых кафе, участвую в акциях, дерусь с политическими оппонентами. Зачем мне это все? Ради кого я это делаю?

Когда-то я был курсантом морского училища, и проходил практику на судостроительном заводе. Советские времена, пролетариат – гегемон. Я работал помощником резчика на гильотине – доставал из поддона нарезанные куски железа. Бригадир, баба лет 35, во время перекура часто рассказывала подружкам, как бухала на выходных: «Налила, стою со стаканом, смотрю – мент идет! Я залпом, чтоб не пропало!». Подружки смеются, обнажая железные зубы. Им всем было лет по 25-27. А они мне казались старухами, бесформенные тела, спитые тупые лица.

Помню, во время одного из перекуров бригадирша похвалялась тем, что якобы умеет доставать задницей вбитый в скамейку гвоздь. Гильотинщицы ржут: «Так покажи – мы гвоздь-то вобьем, тебе в самый раз будет!». «Не-а, я вон матроса стесняюсь, он еще молодой, чтоб смотреть на такое», - бригадирша кивает на меня, изображая что-то типа лукавого взгляда. Перекур кончается. Опять рубим железо. Грохот. У меня в ушах беруши, но они не спасают. Под конец дня – я плохо слышу. Гильотинщицы – так те вообще глухие.

Потом я просверливал какие-то втулки в бригаде слесарей. Бригадир – классный мужик, небольшого роста, с усами, как у солиста «Песняров», в нелепой шляпе. Хотел научить меня работать. Он лимитчик, из Псковской области. В бригаде был лодырь, не делал ничего, сидел и курил целый день. А бригадир – ничего. Молчал. Как будто так и надо.

Рабочие для меня – это серый поток, стертые лица, их затягивает проходная. Только не надо думать, что я презираю рабочих. Не презираю. Мне больно, что они такие. Я хочу, чтобы они стали другими - такими, как русские рабочие в 1917-м, итальянские – в 1919-м, испанские – в 1936-м. Они сами должны бороться, постоять за себя, освобождение рабочих – дело самих рабочих, учил Карл Маркс.

Я готов им помочь, я буду с ними, когда они пробудятся. Но что делать мне, пока рабочие спят? Гнить в том же болоте? Нет, я не хочу.

Я угнетенный. И гнетут меня не вихри враждебные, а спокойствие болота, стабильность кладбища. Я угнетенный, и я - самоосвобождаюсь! Я давлю из себя раба по капле: акция – капля, акция – капля… Акции нужны мне, я делаю их для себя. Анархизм, марксизм, троцкизм, фашизм, максимализм, эсерство… Я меняю идеологии, чтобы сохранить себя самого. Иначе пропадет суть процесса – самоосвобождение. Свобода – все! Остальное – ничто! Но свободы не будет никогда. Свобода в самом процессе борьбы. Главное – восстать. Я восстал. Я этот, как его, – человек бунтующий.

Сентябрь 2006 года