Книга Убить Ланселота - Андрей Басирин

Эрастофен увлекался традиционными методами психотерапии. Но если та предназначена, чтобы лечить пациента, у бледнокожего философа была совершенно иная задача. Поэтому истории, притчи и басни, которые он рассказывал элементали, несли привкус безумия.

– …А потом Золушка съела подряд двадцать порций мороженого, – доносился из-за камней голос Эрастофена. – С фисташками, ромовое, земляничное, пять крем-брюле, пять шоколадных, три ананасовых и четыре пломбира. Она охрипла и, когда принц пригласил ее танцевать, лишь беспомощно каркала и пыхтела. Лицо ее покраснело, волосы растрепались.

– Не надо! – жалобно просила Инцери. – Пусть эта сказка окончится хорошо.

Демон был непреклонен:

– Хорошо? – Он взобрался на обломок колонны, чтобы оказаться повыше и заорал: – Хорошо?! Принц танцевал все танцы с шахинпадской принцессой! А потом утащил шахинпадку в свои покои! Разорвал на ней платье! Золушка все это видела, она хотела утопиться, но поскользнулась на лестнице! Расколошматила хрустальные башмачки! В кровь порезала пятку!

– Не надо! Прошу вас.

– Ах, не надо?! Так, да?! Слушай же, тварь. – Бледное лицо Эры посинело; в уголках рта клокотала пена. – Пробило двенадцать часов, и волшебное золушкино платье превратилось в тыкву.

Эрастофен с шумом втянул слюну. Одежда его была мокра от пота – слишком тяжело дались ему мгновения экзальтации. В логове Инцери стояла порядочная жара.

– А хочешь знать, что было дальше?! – прошептал он, тяжело дыша. – Когда Золушку нашли в углу подметальщики? Хочешь?

– Не-э-эт! – завизжала элементаль. Она пыталась зарыться головой в пылающую лаву, но не могла. Огненные волны едва доставали до ноздрей Инцери.

В пещере послышалось:

– Эй, господин Эрастофен? Где жертву вешать?

– Кто там? А? Не слышу!…

Счетовод заозирался. Брат Люций терпеливо выждал, когда сумасшедшие глаза сфокусируются на нем, а затем пояснил:

– Жертва. Лиза. Куда ее?

– Лиза что?… – Эрастофен рассеянно вытер лоб. Безумие понемногу отпускало его. – Ах, Лиза! Что, брат Люций, разве уже время?

– Вы сами просили принести жертву перед обедней.

– Точно… Просил… Ну тогда привяжи к той скале.

Монахи в линялых хитонах вывели Фуоко. Девушка извивалась, мычала, пыталась пнуть Эрастофена – все тщетно.

– Постарайтесь придать ей сорок шестую позу отчаяния. Что, его преосвященство еще не появился?

– Не, – помотал головой тот из рабочих, кто вбивал в скалу бронзовое кольцо. – Гуляет.

– Сказал, задержится у варваров, – не поднимая глаз от плана логова, подтвердил Люций, – Финдир прибудет пораньше… Да куда ж ты цепь вешаешь, придурок! – заорал он на рабочего. – Это же сорок шестая поза!

Грохот, который подняли рабочие, заглушил звуки шагов на лестнице. Один лишь Эрастофен мог сообразить, кто спускается в пещеру, но он чересчур увлекся своей – сказкой.

– …и когда Золушка – нищая, оборванная, слепенькая – просила подаяния, ей бросали пуговицы и щепки. А все потому, что замарашкам нечего думать о принцах.

– Ты уверен?

Огненный шар выкатился к ногам Эрастофена. Демон с удивлением посмотрел вниз:

– Ты кто, чучело?

– Сейчас узнаешь. Какую ногу тебе откусить первой?

– А, ты… – В голосе Казначея скользнуло разочарование.-Дамаэнур. Вот уж не думал, что ты настолько неразборчив в подборе невест. И что ты в ней нашел? – Он махнул рукой в сторону пылающей горы-Инцери. – Ляжки как у коровы, глаза на мокром месте. Впрочем, у каждого свои вкусы.

Он отвернулся и словно бы заметил Истессо:

– Ба! И Ланселот здесь! Какими судьбами? Дай хоть обниму тебя, негодник. Тоже за девицей?

Ланселот придержал философа:

– Не стоит, Эра. То Финдир на шею кидается, то ты… Так и устать можно.

– Чудак-человек! – добродушно прогудел Эрастофен. – Обижаешь, ей-богу. Куда ж ты?

Истессо отодвинул философа в сторону и пошел к скале, к которой была прикована Лиза. Служки окончательно заклепали цепи. Собрали стремянки, молоты, клинья и отправились восвояси. Ланселот дождался, пока мимо пройдет первый из них, и поставил ему подножку.

– Обижаете, сударь-господин, – пробасил тот, вставая. – Рабочего человека всяк рад обидеть.

– Ничего, утрешься. Назад давай. И молоток не забудь.

– Чего это?

– Цепи снимешь. Ну? Чего глазами лупаешь?

Рабочий тупо моргал, не понимая, чего от него хотят.

– Зря ты это, Хоакин. – Эрастофен неслышно подошел сзади и стал за плечом Истессо. – Ребята старались, камень буравили. Да и рабочий день уже закончился.

Жаркое марево вскипало в воздухе, разделяя Лизу и Хоакина. Стрелок отобрал у рабочего молот и зубило и пошел сквозь колеблющуюся стену. Чадное масляное пламя взлетело к потолку, обжигая. Ланселот не удержался, рухнул на колени. Лицо и руки его покрылись волдырями, одежда дымилась. Обожженные ноги не держали.

– Да кто она тебе? – донеслось, словно сквозь толщу раскаленного песка.-Любишь ее? Да? Ну тогда ползи.

Хоакин попытался встать. По обожженному лицу текли слезы. Кровь вскипала, в ушах бились тонкие голоса из снов:

«Кто ты?! Кто?»

Огромная саламандра ворочалась в своем пылающем ложе. Огонь, жар, свет… снова пламя. Багровые языки, оранжевые протуберанцы, золотые искры, фиолетовая кайма. Горестная складка в уголках губ Инцери. Лоснящаяся шкура – черная в огнистых трещинах, – словно магма проглядывает сквозь корку шлаков.

«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

Вот он – барьер, отделяющий Инцери от зверя великого. Вскипающая клубами раскаленного воздуха стена. Испепеляющая все и вся ненависть. Ненависть к себе.

– Дамаэнур, что же ты?! – отчаянно закричала Маггара. – Ты один можешь помочь. Спаси ее! Не стой!

Дамаэнур бросился на Эрастофена. Атаковал со всей яростью огненного властителя – грациозно, мощно. Свились плети пламени, камень вскипел от жара.

Вот только бесполезно это – пытаться сокрушить того, кто живет за счет ненависти. Чем больше ярится принц элементалей, тем сильнее становится демон. Кому нужна месть вместо любви? Уж явно не девчонке, запутавшейся в самой себе.

– Дуралей! Не ожидал, да? Ах-ха-ха! Как тебе невестушка?

Стена пламени наливается мощью. Вскрикивает Лиза, но крик гаснет в жарком мороке. Раскалеиный воздух колеблется, свивается голубоватым покрывалом.

– Вставай, Хоакин! Вставай!

Маггара заметалась над стрелком, не в силах приблизиться. От ее крыльев веял нестерпимый жар. Истессо закрыл обожженное лицо руками. Волна кипящего воздуха смела Маггару, отбросила в объятия Гилтамаса.