Книга Космическая тетушка - Елена Хаецкая

Рабода раскладывал из получаемой информации бесконечный, безрадостный узор, потом смешивал его элементы и начинал сначала.

* * *

Наконец Рабода устроился на работу в крупную торговую компанию. В его задачу входило обучать персонал искусству моделирования, а также создание особого, присущего только данной компании дизайна. Он продумывал облик всех помещений компании, формировал образы сотрудников. Он сделал их изысканными, чередуя и сочетая детали сразу нескольких культур.

Стенванэйцы платили ему очень много. Они разбирались в проблеме стиля. Они знали, что стиль может быть проблемой.

Теперь Риха Рабода жил в большом доме, где всегда было тепло. Там повсюду стояли керамические сосуды с водой. Разные сосуды с разной водой. Плоские, с рельефным изображением листьев, замерли на самых углах стола в просторной гостиной, она же кабинет. В этой спокойной воде отражался спиральный узор расписного потолка. Имелись и стоящие на полу высокие сосуды в форме нанизанных друг на друга пузырей – они заключали в себе загадку, потому что некоторые из них были пусты, и если гостю не о чем было подумать, он мог гадать о содержании этих скрытных ваз.

В доме имелись мягкие, густо обшитые искусственными перьями одеяла, и несколько переносных ламп с белым и желтоватым светом – послушные движению пальца плавающие в воздухе шары, – и пачки плотной шероховатой бумаги для эскизов и чертежей, и десятки планшеток с книгами, и корзина с ворохом разноцветных лент… Но лучше всего были все-таки одеяла. Даже лучше еды в глубоких глиняных горшочках.

Риха Рабода, в новом одеянии, ярко-зеленом, с разрезными длинными полами и вздувающейся от малейшего ветерка тончайшей белой рубахой, с десятком узких лент на запястье, – шагал по улице. Хотя мог бы ехать. Но если бы он ехал, то пропустил бы нужный ему дом. Поэтому он неспешно шел и смотрел по сторонам.

Знакомые дома, облепленные совершенно новыми вывесками, щурились срезанными половинками окон, которые были загромождены щитами с надписями и мигающими картинками. У домов был такой вид, будто они до сих пор не поняли, как им относиться к случившемуся: то ли полагать, что их нарядили для карнавала, то ли сокрушаться о том, что переодеты в тюрьме.

Риха Рабода отсчитал от начала улицы нужный дом и осторожно вошел в подъезд. Лестница вела вверх и вниз. Это был некрасивый и небогатый дом, но и здесь жилье стоило очень дорого. Рабода подобрал полы одежды и начал спускаться.

Он прошел два уровня и остановился перед покосившейся дверью, над которой мерцал крохотный огонек точечного светильника. Светильник, привязанный веревкой, болтался на гвозде и не столько освещал что-то, сколько указывал: здесь есть – или по крайней мере, не так давно были – живые люди.

Рабода потянул дверь. Шипя о косяк разорванным синтепоном, она приотворилась, и навстречу учителю хлынула вонь разложившейся одежды и хмельного пойла.

В комнате было темно. Рабода вытащил из-за пояса фонарь и включил его. Несколько плавающих шаров вылетели из фонаря один за другим, словно их оттуда вышвырнуло бурей начальственного недовольства, и заметались по пустому пространству комнаты. Затем один из них уловил тепло живого тела и повис над ним, а два других, помедлив, как будто из опасения, присоединились к первому.

Рабода подошел поближе и разглядел то, что почуяли фонари. На охапке прелых тряпок спал человек. Распухшее лицо этого человека было темно-серым. Губы утратили естественный красноватый цвет и выглядели так, точно перед тем, как заснуть, они мяли золу. Только ресницы сохранили прежнюю юношескую роскошь и лежали на щеке густым блестящим веером.

Это был прежний ученик Рабоды, Гийан Галаваца. Он то ли числился еще на прежней работе, то ли давно был с нее изгнан. Этого не знал никто, и меньше всех – сам Гийан. Денег там не платили почти никому уже несколько месяцев. Одни сотрудники ходили в главную контору и пытались добиться правды; другие продолжали угрюмо месить цемент в слабой надежде на какое-то «будущее»; третьи вообще не появлялись нигде – результат был один и тот же.

Риха Рабода созерцал его несколько минут. Затем наклонился и погладил по щеке. Гийан сморщился во сне, вздохнул, окатил учителя зловонием и открыл глаза.

– Вставай, – велел ему Рабода.

– Нет, – ответил Гийан и снова закрыл глаза.

Рабода зажал ему нос пальцами.

Гийан с силой чихнул, освобождаясь от пальцев, дернулся на своем ложе и сел. Глаза его оставались закрытыми.

– Я хочу, чтобы ты пошел со мной, – сказал Рабода.

Тогда один глаз слегка приоткрылся. В щелку осторожно выглянул зрачок. Как будто проверяя – стоит ли вообще вновь вступать в контакт с внешним миром.

Но за несколько прошедших минут внешний мир успел коренным образом измениться. В комнате успокоенно плавали светящиеся шары. Теперь они неспешно озаряли то одно, то другое. И хотя пятна плесени на стенах и густые засыхающие лужи на бетонном полу были не лучшим, что могли отобрать у темноты пятна подвижного света, все же эти приметы безнадежного быта явно не ужасали светильники так, как это сделало спящее тело Гийана.

– Господин Рабода! – сипло вскрикнул вдруг Гийан. – А вы совсем не изменились.

– Ты тоже не слишком переменился, Гийан, – сказал Рабода. – Вставай, ты уходишь отсюда.

Не говоря больше ни слова, Гийан сильно сморщился и встал. Он постоял, держась за стену, а затем сделал осторожный шаг вперед.

– Куда? – спросил он.

– Для начала – вверх по лестнице, – сказал Рабода.

Он взял своего бывшего ученика за холодную, влажную руку.

Вместе они выбрались на улицу. Там все было по-прежнему: вывески со скачущими стенванэйскими буквами и подмаргивающими изображениями еды, одежды, посуды, безрадостно улыбающихся мужчин и женщин.

– Закрой глаза, – сказал Рабода. – Ты давно не был на солнце?

Гийан молча кивнул, опуская тяжелые веки. Они с готовностью поглотили бегающие зрачки Гийана. Рабода знал, что его бывший ученик одет в лохмотья. Сейчас, на солнечном свету, он мог разглядеть его одежду, но не стал этого делать. Верные шары выплыли из подъезда и вернулись в фонарь, и тогда Рабода закрыл дверь.

Они миновали половину улицы, когда Гийан приоткрыл один глаз и посмотрел на дневной свет сквозь ресницы. В конце улицы он уже подглядывал обоими глазами. А когда они остановились перед новым домом Рабоды, оба глаза были у Гийана распахнуты.

– Вы здесь живете? – выпалил он.

– Да, – ответил Рабода. – Я продался стенванэйцам. Обучаю их искусству строить воздушные замки.

Гийан промолчал. Он знал, что Риха Рабода прожил в нищете, на подачки прежних учеников, почти десять лет. Он видел, что Риха Рабода не переменился. Поэтому он решил: если Рабода продался стенванэйцам, значит, у него имелись на то серьезные причины. И не стал больше ни о чем спрашивать.

Рабода распорядился: