Книга Там, где трава зеленее - Наталия Терентьева

— Могу лишь извиниться, если надо, — услышала я свой голос.

— Не надо. — Он чуть улыбнулся и опять сделал неопределенный жест, который при желании можно было принять за что угодно: он отдал мне честь, прогнал муху ото лба, махнул: «С богом!» или «Да иди же ты, наконец!».

Как приятна неопределенность, когда нечего больше сказать!..

Когда дверь за мной закрылась, я быстро прошла мимо секретарши, сосредоточенно молотившей по клавиатуре бирюзовыми квадратными ноготками, вышла в коридор и на секунду остановилась.

Мое сердце так билось, что мне потребовалось некоторое время просто постоять и ровно подышать. И в это время, именно в это время изнутри меня толкнули. Мой малыш первый раз шевельнулся. Мой мальчик или моя девочка… Так же, как было, когда я ждала Варю, я решила не узнавать пол — чтобы был сюрприз и чтобы не настраиваться на мальчика, если внутри меня растет девочка, и наоборот. Сама я просто не знала, кто там, и все.

Почему так колотится сердце? От встречи ли, от неожиданного звонка, решившего, вероятно, судьбу моего сценария, — хотя радоваться еще рано, ведь с книжкой я тоже радовалась, когда ехала читать разносный отзыв читательницы из Перми… Надо подписать договор, получить деньги. А потом уже торжествовать. Но сердце продолжало стучать гулко и часто. Наверно, слишком много впечатлений за один день.

Выйдя на улицу, я на секунду остановилась, чтобы понять, в какую же сторону лучше пойти. До любого метро отсюда достаточно далеко пешком, но я решила не брать такси и не стоять в длинной веренице машин, медленно движущихся по бульвару, а пройти улочками к «Баррикадной», чтобы не надышаться выхлопными газами.

Я пошла неторопливо, пытаясь разобраться в себе. Что-то меня раздражает, или что-то печалит, или… И вовсе не то, что предложение Антона Быстрова может оказаться очередной насмешкой судьбы…

С тех пор как родилась Варя, я сознательно пытаюсь сохранять свое нервное и психическое состояние в пределах нормы. Для меня это значит не плакать по утрам, не ходить по улицам с постным лицом, играя с дочкой, не думать о своем, недетском, и вполне радоваться жизни, несмотря на то что она предлагает вовсе не то и не столько, сколько бы я хотела…

Чтобы не давать воли своим негативным эмоциям и не попадать время от времени в психический аут, я, лично для себя, открыла очень простой, но действенный закон. Нельзя загонять внутрь свои переживания, сомнения, расстройства, надеясь, что они рассосутся сами. Нельзя врать себе. Кому-то — можно. А себе нельзя. Мне приятнее сказать соседке, да и подчас Нельке, что у меня все не так уж плохо. Не материализовывать свою тоску, не подключать к ней других людей, не дать ей зажить собственной жизнью еще и вовне меня…

Но вот внутри самой себя я пытаюсь четко определить — а что есть причина моего сегодняшнего дурного настроения. Что-то в этом роде мне пытался не так давно говорить один человек… в чужом заснеженном саду… Загнанные внутрь и неопознанные дурные или печальные мысли, как выяснилось, никуда не уходят. Они превращаются в уродов, монстров, тихо сидящих внутри и вылезающих в самый неподходящий момент. Терпела, терпела, копила, копила — и вдруг взорвалась! И хорошо, если от взрыва погибли враги, а не ты сама или не беспомощный малыш, живущий с тобой и полностью зависимый от того, насколько удачно ты справляешься с каждодневной пыткой под названием жизнь. Ты пытаешь, тебя пытают, кто-то вырывается — уходит туда, где уже ничего не больно, а кто-то свыкается и даже находит в этом удовольствие…

Я дошла до Патриарших прудов и решила чуть передохнуть. Я поискала глазами свободную лавочку. Что-то, видимо, я себе внутри намечтала, а что — признаваться не хочу. Что-то на встрече в пятнадцать сорок пять произошло не так, совсем не так, как я хотела, и я теперь мечусь, ругаюсь и кляну Создателя (не себя). Ведь это Он, создавая нас, заботился прежде всего о том, чтобы мы размножались, несмотря на потопы, похолодания, засуху и землетрясения. А что мы при этом неостановимом, безумном размножении чувствуем, как убиваем друг друга, как мучаемся — это пришлось корректировать позже, это, видимо, не удалось заложить в генетическую программу, в мозг или в какой-нибудь физический орган.

Иногда мне кажется, что мы, вкупе со всем живым на Земле, — чья-то дипломная работа, а может — и курсовая… Что-то получилось, что-то нет, это — на отлично, а кое-что — на троечку. Вот в человеке аппендицит — ошибка, желчный пузырь — на тройку, зубы разрушаются быстрее, чем сердце… А то, как человек умирает — в болезнях, — неужели это отличное решение? Не получилось по-другому? Или это было не важно — для Создателя?

Произвел ты себе подобного по четко отлаженной внутри организма схеме — она-то работает безупречно, — подрастил до того возраста, когда детеныш сможет сам плодиться, и ты больше не нужен никому: ни детенышу, ни Создателю, ни самому себе… Тебе остается в здравом уме наблюдать, как перестают работать руки, ноги, печень, почки, как отказывается служить мозг. И только душа, чуть уставшая от причуд и болезней тела, но все такая же — а ей-то что будет, она-то не умрет — только она все так же болит и страдает, реже — радуется. «И все болит, болит душа, ее-то вот и жалко» — как поется в одной моей любимой песенке.

Я всплакнула. Потом достала телефон. Я, конечно, поняла, почему вдруг в прекрасный майский день мне в голову полезли мысли о несовершенстве мира, о жестокости Создателя и близкой старости. Не надо себя обманывать, тогда монстрам внутри тебя нечего будет кушать. Я стала набирать номер, набрала 251, а в это время на дисплее появились цифры этого же номера полностью. Все-таки общение человеческих душ на расстоянии — это чудо и загадка.

— У меня тоже есть просьба. — Он говорил сухо и нейтрально.

— Да? — Скорей всего, я была более доброжелательна, чем он.

— Мне нужна некоторая помощь.

— Пожалуйста, если я смогу.

— Надеюсь — да.

— А когда?

— Если возможно, прямо сейчас. Могу освободиться на… — Он спросил секретаршу по громкой связи: — Свет, во сколько придут эти… из посольства?

— В пять пятнадцать.

— Ага… Перезвони, пусть чуть задержатся, если можно. На шесть, допустим. — Он снова обратился ко мне: — Где мы можем сейчас встретиться?

— А… могу я узнать, в чем состоит просьба и чем я смогу помочь?

— Разумеется. Просьба личного характера, мне нужен совет. Совет человека, женщины с хорошим вкусом.

Я немного удивилась. Это не было похоже на игру. По крайней мере, на те игры, к которым привыкла я.

— Хорошо, я на Патриарших прудах… сижу на скамейке, напротив…

— Я найду. Я буду там через десять минут.

Я увидела, что он сам за рулем. Несколько напряглась и обрадовалась. Да, я обрадовалась, честно сказала я себе. И тут же один, самый большой монстр, корячившийся у меня в груди и причинявший мне боль, сморщился и затих. Я несколько раз глубоко вздохнула и улыбнулась. И ему — он вышел из машины и шел ко мне, и самой себе. Вот так бы давно. Спросила бы себя: «Леночка, а чего ты хочешь-то на самом деле? А-а-а… Ясно. Ну для этого тебе надо делать то-то и то-то, не получится это, пробовать другое, но пытаться добиться того, чего ты хочешь, а не бежать от этого, трусливо, малодушно и опрометчиво».