Книга Там, где трава зеленее - Наталия Терентьева

Что касается Александра Виноградова, он тоже, наконец, женился. На молодой рыжеволосой медсестре из Подольска — корни все-таки тянут в деревню Марфино, которой больше нет.

Медсестра-то, глупенькая, не знала, что через два года ей будет уже двадцать пять, а золотистой мулатке из Чебоксар, устроившейся работать крупье в Сашин любимый клубный ресторан, — всего семнадцать… Семнадцать лет, семнадцать сверкающих циркониевых звездочек во влажной шоколадной плоти…

Саша сразу устал от глупости семейной жизни и без сожаления покинул жену и маленькую девочку, которую она успела ему родить.

Решительно настроенная медсестра попробовала при разводе получить какие-то права на его собственность. Но оказалось, что буквально за несколько дней до подачи заявления на развод Александр Виноградов успел получить закладную на одну квартиру, оформить дарственную своей маме — на другую и на дачу, а для оформления пособия на ребенка он принес справку, что его зарплата, как директора банка, составляет восемь тысяч рублей ежемесячно…

Как рассказала светская хроника, бедная девушка пыталась драться на суде, за что была вынуждена заплатить Александру Виноградову штраф.

Счастлива ли я? Наша семья — да. А я…

Я очень боюсь потерять это счастье. Так боюсь, что иногда кажется — а лучше бы его и не было! Без него гораздо спокойней было бы жить.

Короткий период безумного счастья, когда не понимаешь, что ты ешь, и говоришь ерунду, закончился очень быстро. Он был — когда родился Максим, крепкий, крупный, почти одновременно вышли первые серии фильма, я получила премию Детского фонда за… рисунки к книжке. Варька из заброшенного, ненужного папе, а значит, «бедного» ребенка превратилась в школьную звезду, расцвела… Толя наполнял нашу жизнь мужской заботой и вниманием, которых я никогда не знала… И любовью, любовью…

Потом настал период осознания — ой, мамочка, да какое же это у меня теперь счастье — огромное, невероятное… Я люблю Толю, Толя любит меня. Я очень сильно люблю Андрея Виноградова, который сосредоточенно ползает по нашей необъятной квартире, и безумно люблю Максима Виноградова, который регулярно предлагает мне сыграть в прятки, спрашивая меня: «Мам, куда мне спрятаться, чтобы ты меня не нашла?» Я трепетно люблю красавицу и умницу Варьку, люблю и ревную ее ко всему миру.

И я так боюсь все это потерять!.. Я трясусь за них за всех, я впадаю в отчаяние, когда у кого-то повышается температура, я отказываюсь летать в далекие страны, когда у Толи выпадает неделя-другая отпуска. Отказываюсь до последнего, пока муж не запихивает меня со всем веселым колхозом в самолет. Месяц назад летал даже самый младший Виноградов, прополз по салону, провожаемый восхищенными и негодующими взглядами авиапассажиров.

«Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, все мне ясно стало теперь…» — громко, мимо нот и очень, на мой взгляд, наивно поет каждый день, стоя под душем, Анатолий Виноградов.

Как хорошо, что хоть ему все ясно. Мне же — нет.

Когда он замечает, что я печальна и смотрю в окно, а не на него и не на детей, он обещает уйти на войну. Я пугаюсь и перестаю смотреть в окно.

И тогда снова и снова начинаю думать про таинственный и простой закон, скрытый от нас в наших собственных душах, незримых и почти невесомых. Закон сохранения любви.

В свободное время, которого нет, я все пишу бесконечную историю про девочку Соню и Гнома. Сейчас Антон Быстров уже вовсю готовит запуск «Гнома-3». Когда я смотрю фильм, который получается по моим сценариям, то приятно удивляюсь — вот точно так я и представляла себе это, как будто вижу на экране во второй раз. И с радостью настукиваю на компьютере, как правило, стоя — сесть не удается — следующую серию.

Вчера вечером, почти заснув с бодрым, неутомимым Андреем на руках, я услышала свой спокойный ровный голос, говорящий Максиму, лежащему поперек кровати:

— И тогда Гном сказал Сонечке: «Бери этот ключ, но сундук не открывай. Открыть его можно только в полночь. У тебя будет ровно двенадцать секунд, пока часы будут бить двенадцать…»

— Мам, а мне сейчас около четырех? — спросил Максим, приподнимая вихрастую голову.

— Да. Спи, прошу тебя.

— Мам… а потом мне будет около пяти?

— Да.

— А Андрюшке?

— Ему тогда будет около двух.

— А тебе?

— Мне тогда будет около ста.

— Ой… — Максим даже сел в кровати. — А папе?

— И ему тоже — около ста. Ложись.

— Мам. — Он все-таки лег. — Тебе не сто лет будет, нет…

— Не сто. Сорок два… с половиной.

— А вы долго будете жить, да?

— Да, постараемся.

— Постарайтесь, мам, ладно? До ста лет.

— Да. Постараемся. Ну вот, а Сонечка взяла ключ — тяжелый-тяжелый, подняла его обеими руками, сначала ей казалось, что она его уронит, не сможет даже удержать. Но как-то удержала, но уж идти-то с ним она точно не сможет…

— А Гном не помогал?

— Нет, он старенький. Да… а потом Сонечка сделала шаг, другой, и вдруг стало легче идти. Еще шаг — и ключ становился еще легче, и вот уже вдали забрезжил рассвет, и она знала, что ей осталось пройти совсем чуть-чуть, и наступит утро, только надо успеть…

— Мам, а что такое «забрезжил»?

Я села с уснувшим Андреем Виноградовым на кровать к Максиму. Он прижался к моей руке, обнял ее ножками и ручками — как мишка коала — точно так же делала маленькая Варька, господи…

— Забрезжил рассвет — это значит сейчас вот-вот выглянет солнце и настанет новый день…

— А всегда настает новый день?

Я поцеловала его в теплый висок:

— Всегда, малыш. Сначала спрячется солнце, настанет ночь, потом забрезжит рассвет и наступит новый день.

Максим закрыл глаза, потом открыл один, совсем не сонный глаз, посмотрел на меня и захлопнул его, улыбаясь. Я поцеловала его, ощутив губами мохнатые светлые реснички и подумала: как хорошо, когда есть кто-то, кто просит тебя дожить хотя бы до ста лет.

Январь — апрель 2004 г.