Книга Там, где трава зеленее - Наталия Терентьева

Он стянул с шеи шелковый синий шарф с маленькими зелеными загогулинами, все время вылезавший из-за воротника, и сунул его в карман пальто.

— Не имеешь права, — повторил он. — Ленка…

— Имею, — ответила я. — Имею двоих любимых детей и все права и обязанности, с этим связанные. Это ты ничего не имеешь, Александр Виноградов, кроме своей свободы. Хотя свобода, надо признать, — величайшее благо и ценность. Величайшее достижение человечества. Сейчас… как это — «Либертас инэстимабилис рэс эст». Так, что ли? «Свобода — вещь бесценная». После вторых родов вообще голова не варит.

— Это заметно.

Александр Виноградов смотрел на меня с явной тревогой и пытался понять, с каким счетом проиграл. Есть ли шансы отыграться — сейчас, потом, когда-нибудь.

— Ты выиграл, Саша. Ты ведь об этом думаешь? Что не привык так позорно проигрывать? Ты выиграл в результате свою свободу. Владей ею и будь, наконец, счастлив.

Я подняла шарф, выскользнувший из его кармана, отдала ему и покатила коляску по дорожке, усыпанной мокрыми листьями.

Эпилог

Маленький Максим Виноградов оказался очень серьезным, вдумчивым мальчиком. Пока он учил буквы и цифры, я выносила и родила второго мальчика, Андрея Виноградова, в возрасте сорока двух лет, под охи и возмущенные возгласы врачей семнадцатого роддома города Москвы.

Андрей Виноградов получился более улыбчивым и еще более строгим, чем Максим Виноградов, но в общем вдвоем им очень весело. Они любознательны, в меру хулиганисты, бывает, и хамоваты.

Варька полюбила Анатолия Виноградова даже слишком, вызывая у меня приступы материнской ревности и тревоги — не влюбилась бы она в него через пару лет. Хотя называет его «папа», может быть, оттого, что собственный папа, обидевшись на меня на бульваре, так больше и не появился. Послал несколько раз деньги по почте. Увидев же меня в обществе Анатолия Виноградова в Доме кино, и деньги посылать перестал. Может быть, огорчился, что я не ношу в память о нем тоскливые лунные камни, купленные в турецкой деревушке Текирова. Может быть, ждал, что я позвоню и спрошу, почему он перестал посылать деньги. А он скажет, что ему обидно, когда он вспоминает, что Варя, плохая девочка, ему совсем не звонит.

Варя, мне кажется, просто перенесла всю свою любовь к Александру Виноградову, которой он пользовался эпизодически, на Толю, который обращается за этой любовью каждый день. Он носится с ней как с писаной торбой, как никогда не носился Александр Виноградов.

Правда, из-за деточек у него часто не остается времени реализовать свои сычевские потребности — запереться в бесполезном «кабинете», побыть одному в обществе спортивных комментаторов, даже почитать. Я вижу, как он смотрит в сторону комнаты, где его ждет наспех заложенная книжка, машет рукой: «Э-эх!» — и спешит навстречу сияющим Варькиным глазам. Подхватив на руки любознательного Максима и смешливого Андрея, усаживается с ними на полу, успевая общаться на полнейшем серьезе с каждым из троих. Это работа. Трудная, ответственная. И я плачу ему за эту работу всем, чем могу. В этом смысле я известная чухонка — терпеть, любить, возносить до небес, смиряться, прощать, верить, надеяться, забывать о себе. И дети ему платят — теплом своих маленьких сердечек и бесконечной, неисчерпаемой, преданной любовью.

Беден тот, кто не познал такой любви.

Мама Толи вышла замуж за Харитоныча. Сдала свою антикварную квартиру под охрану и переехала к нему. Выгнала его на работу — он преподает на журфаке и консультирует аспирантов. Милена Аристарховна не разрешает Харитонычу затворяться от нее и от мира в субботу — воскресенье. «Вот в гробу тебя запрут, тогда точно никто к тебе не постучится, а пока изволь сидеть хотя бы с полуоткрытой дверью, чтобы я видела, ради кого я оставила весь свой антиквариат и три балкона с видом на Кремлевскую набережную». Харитоныч пишет мемуары, где я фигурирую как милая, скромная девочка — надежда российской журналистики.

Ольга взяла к себе жить приемного сына Севу, замученного неприкаянностью и одиночеством. Бледный, субтильный, с клочковатой растительностью на лице, он никак не нравится девушкам, а ему совсем не понятны мужчины, стремящиеся к близкой дружбе с ним. У Ольги очень хорошо идут дела, и она занялась благотворительностью, заставив Севу принять самое активное участие в этом. Причем форма ее благотворительной деятельности такова, что я не устояла перед соблазном написать об этом статью. Она находит одиноких женщин с детьми, оказавшихся без помощи отцов, и пытается помогать им. Особенно отличает она тех женщин, которые сами отказались от денег и всяких отношений с бывшими мужьями и возлюбленными…

Женя снял свою французскую комедию, потратил на нее кучу денег и получил особый приз Каннского фестиваля. Он по-прежнему один. И с нами. Его любит Толя, его любит Варя, его любят мальчики — под моим бдительным надзором… И я надеюсь, что когда-нибудь Женькин талант все равно выволочет его из одиночества и из его запутанных, непонятных никому, прежде всего ему самому, любовей.

Нелька бросила Федора и вышла замуж, познакомившись в Интернете с очень щедрой личностью с подозрительной фамилией Гур-Сафьянов. Новый супруг одаривает Нельку, прожившую полжизни в черном теле, золотом-бриллиантами, возит зимой в Ниццу и на субботу — воскресенье — в Таллин, попить ржаного пивка…

Наша тяжба с Гариком тянулась два с половиной года. Игорь в городском суде дело все-таки выиграл. Сам Савкин помер, царство ему небесное, в которое он не попал.

В нашей старой квартире живет Павлик, получился у мамы хороший мальчик, добрый, тихий, сострадательный. Его друг — тоже хороший человек, совсем не похожий внешне на Игорька. У них уютный маленький зоомагазин, где можно купить рыбок, котят, хомячков и волнистых попугайчиков. Они симпатичные, милые, верные друг другу ребята. Их так жалко. И никто ничего поделать тут не может.

Мама с Игорьком живут душа в душу, купили прекрасный дом в пятнадцати минутах езды от нашей с Толей дачи. Хотя, если честно, я не уверена, что Игорек всегда знает, что мама — его жена, а не просто импозантная дама, благосклонно относящаяся к его странностям. Может, оно и к лучшему. Зато мама искренне принимает свой климакс за задержку, пугается, не беременная ли она. Кроме того, она вдруг обнаружила, что у нее появилось еще два внука, в придачу к не очень забалованной ее вниманием Варьке. И она довольно часто теперь к нам приезжает, чтобы поиграть с малышами.

Мама всегда больше любила мальчиков… Она их страшно портит, на мой взгляд. Поэтому я заблаговременно подсовываю Максиму видеокассету с отечественным мультфильмом и даю указание маме — по возможности содержание мультика не комментировать. В отношении маленького Андрея указание одно — поменьше к нему подходить. У него еще не все прививки сделаны… Мама обижается на меня, ругается, говорит, что я — невыносимая, невозможная, похожа на своего придурка отца… что она приезжать не будет, а будет страдать от моей жестокости… Тогда мне становится ее жалко и я разрешаю плюс к мультикам еще порисовать с Максимом, тоже без комментариев. Или погулять со спящим Андреем…