Книга Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда они бегут сквозь толпу, Лягушонок цепляет короля и его министров крюком к железной люстре и поднимает к потолку, поджигая: «Восемь тел висели на цепи – смрадная, черная, отвратительная, неразличимая масса». Лягушонок объявляет: «А я – я просто Лягушонок, я шут, и это моя последняя шутка».
Проведя детство в доме Аллана, По отправился в далекое путешествие. Работа без отдыха в «журнальной тюрьме» по прихоти читателей и хозяев преподала ему суровые уроки. Во время одного тяжелого периода он написал: «Я никогда раньше не знал, что такое быть рабом». В «Лягушонке», изображающем жестокого слугу, который мстит своим бесчеловечно жестоким хозяевам, По отождествлял себя с восставшим рабом. В этой истории не изображены ни щадящие реформы, ни снисходительные полумеры, только насильственное свержение вопиюще несправедливого социального порядка. После долгих лет По позволил себе подобные отождествления и мечты о мести – по крайней мере, за маской рассказа.
В 1849 году По закончил «Аннабель-Ли», проникновенное лирическое стихотворение, в котором прослеживается мотив смерти Вирджинии (и, возможно, других потерь). Двое влюбленных по-детски счастливы – настолько, что ревнивые ангелы, которые «и вполовину не так счастливы на небесах», посылают «ветер из тучи» и убивают Аннабель-Ли:
Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли, —
Тех, что мудростью нас превзошли, —
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли.[80]
Теперь рассказчик лежит рядом с ней: «Рядом с ней распростерт я вдали, в саркофаге приморской земли».
По снова возложил смертные надежды на великую химеру своей жизни: запуск «журнала за пять долларов». Молодой человек по имени Эдвард Паттерсон предложил свое наследство, чтобы начать выпуск The Stylus из своего дома в Оквоке, штат Иллинойс. По считал, что Нью-Йорк или даже Сент-Луис могли бы стать лучшей базой, но одобрил идею печататься одновременно на Востоке и Западе. Чтобы заручиться поддержкой, он снова отправился в лекционный тур, начав его в Ричмонде.
30 июня 1849 года По прощался с Марией Клемм в Фордхэме. Она вспоминала, как он сказал: «Благослови тебя Господь, моя дорогая матушка, не бойся за Эдди! Посмотри, как хорошо мне будет в отъезде». Десять дней спустя она написала подруге: «Если Эдди доберется до Ричмонда и сможет преуспеть в своем начинании, мы избавимся от части трудностей. Но если он вернется домой в беде и больной, я не знаю, что с нами будет».
Однако она умолчала о другой возможности: что он вообще не доберется до дома.
Индийское лето
По сел на пароход из Бруклина и прибыл в Филадельфию 2 июля. Город был почти безлюден. Пандемия прошлого десятилетия вернулась – на дверях каждой газеты висели «информационные бюллетени об эпидемии». По явился в дом своего друга Джона Сартейна в крайне тяжелом состоянии. Он сказал, что подслушал разговор двух мужчин, которые собирались его убить. По попросил Сартейна помочь ему отрезать усы для маскировки и, поскольку его обувь была изношена, одолжил пару тапочек. Сартейн дал ему чашку чая и отправился с ним на прогулку и в поездку на омнибусе к водохранилищу, откуда открывался вид на реку Шуилкилл.
По рассказал ему, что сидел в тюрьме в Южной Филадельфии, арестованный по подозрению в «попытке передать пятидесятидолларовую фальшивую банкноту», но был освобожден под честное слово одного из судебных чиновников, который его узнал. В тюрьме ему было видение: молодая женская фигура, стоя на каменной башне напротив его камеры, «сияющая, как серебро», допрашивала его на страшном «испытании».
По писал Марии Клемм: «Я был так болен – у меня была холера и спазмы, и теперь я едва могу держать перо». Далее он добавил, что «попал в тюрьму за пьянство, хотя и не был пьян»: «Все дело в Вирджинии». Сартейн купил его стихи «Колокола» и «Аннабель-Ли» для своего журнала Union Magazine. Доброжелательный романист Джордж Липпард также сумел собрать пять долларов, чтобы обуть По и помочь ему в пути.
По покинул Филадельфию в пятницу, 13 июля, и прибыл в Ричмонд без чемодана. По отправил Клемм письмо, в котором описал галлюцинации, от которых страдал в Филадельфии, в «мании» и бреду. Алкоголь разъедал его мозг. Из трактира «Лебедь» По также написал письмо Липпарду, поблагодарив его за помощь, и в Оквок Паттерсону, который прислал ему спасательный круг в пятьдесят долларов – аванс за The Stylus – на «гастроли». Паттерсон остался очень доволен обложкой, которую По сделал и прислал ему, изобразив на ней бесплотную руку, выгравировавшую слово «Правда» и слоган aliquando ferreus, aureus aliquando («иногда перо из железа, иногда – из золота»).
Вооружившись новой одеждой и шляпой, По навестил свою сестру Розали и семью Маккензи. Проезжая мимо своего бывшего дома, особняка Молдавия, он увидел сбоку от него новую пристройку второй миссис Аллан, построенную для размещения трех своих детей – признанных наследников Аллана.
Несмотря на слухи о неподобающем поведении По, друзья юности обрадовались его возвращению. Он подтвердил свои трезвые намерения, вступив в Ричмондское отделение организации «Сыны воздержания». Будущая поэтесса, Сьюзен Арчер Тэлли, тогда еще молодая девушка, вспоминала, как встретила его в доме своей семьи и была поражена «изысканным, высокородным и рыцарственным джентльменом»: «Его манеры были столь величественны, выражение лица столь сдержанно, что я невольно отшатнулась, пока не повернулась к нему и не увидела, как его глаза внезапно засияли, когда я протянула руку – казалось, между нами растаял барьер. Его глаза обладали неописуемым очарованием, можно сказать, магнетизмом».
Он обратился к своей подростковой любви, соседке Саре Эльмире Ройстер, ныне богатой вдове. «Я спустилась вниз и была поражена, увидев его – но сразу же узнала. Он подошел ко мне в самой восторженной манере и сказал: “О! Эльмира, это ты?”» По часто навещал ее и в итоге предложил выйти за него замуж. Ее ответ, хотя и не был определенным, подразумевал кольцо с гравировкой и дал ему надежду на новую жизнь в Ричмонде.
По также заглядывал в Southern Literary Messenger. Хотя Томпсон сомневался в «германском» оттенке рассказов По и за год до этого видел его в изможденном, растерянном состоянии, поэзия и критические статьи По – в том
